Полное собрание сочинений. Том 17

— А ты вотъ что, Корней, ты малый крпкій и не дуракъ, ты не грши. Такъ то сказывалъ Бсжій человкъ лтось, у насъ ночевалъ, про святаго отца что ли. Былъ такой-то на навоз, говоритъ, 10 годовъ лежалъ, весь въ гною, тло все сопрло, червь напалъ на него, такъ его Макарка безпятый, нечистый значитъ, смущалъ: — «пожалься, говоритъ, на Бога, теб, говоритъ, легче будетъ терпть» — на грхъ его смущалъ, такъ онъ, значитъ, не поддался ему, говоритъ: Богъ, говоритъ, далъ, Богъ, говоритъ, и взялъ. А богатый допрежь того былъ. Скота, говоритъ, тысячи чтоли было. Семья тоже была, сыновья, жена — вс померли. Онъ говоритъ Макарк безпятому, — ты, говоритъ, меня не наущай на Бога обижаться. Когда, говоритъ, мн Богъ достатки посылалъ, я, говоритъ, не брезгивалъ, прималъ, надо и теперь, говоритъ, примать, чего посылаетъ — терпть, говоритъ, надо. Такъ-то сказывалъ хорошо, бабы наши наплакались, слушамши. Такъ то, Корнеюшка, терпть надо.

Корней, <начавшій перебуваться и парить на огн подвертку,> бросилъ перебуваться и, повернувшись къ старику, слушалъ его. Старики мало спятъ и любятъ говорить. Евстигней разговорился, онъ покачалъ головой, задумавшись, и опять началъ.

— Ну, то святые отцы, я теб про себя скажу. Тоже не завсегда и мы хорошо жили. Вотъ теперь ребята подросли, благодарю Бога. — Старикъ перекрестился, повернувшись на воcходъ, — а то тоже нужду видали. Охъ и видали же нужду. Про Андрея Ильича слыхалъ ли? Ну вотъ то-то. Были мы тогда Вяземскаго Князя. Онъ прикащикомъ у него былъ. Грузный, брюхо — во, на тройк не увезешь. Было дло еще при томъ Царю, при Лекс Михалыч. Забунтовали на низу. Какой-то Степанъ Тимофеичъ проявился. До насъ только слухи были, что за старую вру поднимается народъ. Вотъ и случись, у насъ въ дому заночевали двое незнамо какіе люди. Схватили ихъ ужъ въ Рагожиномъ, во дворахъ, свезли во Мценской, позвалъ меня Андрей Ильичъ. А онъ на меня давно серчалъ, что я у него собаку убилъ. Я былъ годовъ 30, также, какъ ты — одинокій, безъ родителя остался, Егоръ еще и женатъ не былъ. Позвалъ, сказывай, говоритъ, что прохожіе люди съ тобой говорили. А чего говорили. Поужинали, покалякали объ Степан Тимофеич, что онъ городъ взялъ какой-то, больше и рчи не было, и легли, на утро проводилъ я ихъ за ворота. Съ Богомъ! Спасибо. Я сказываю. Нтъ, говоритъ, что еще говорили, все cказывай, а то раззорю. Ты и такъ, молъ, не работникъ. Возьму въ дворъ и бабу, а брата въ солдаты отдамъ. Говори. Да что говорить? Ничего не знаю. Сказывай, запорю. Все я сказалъ. Утаиваешь! Розогъ! Повели меня въ ригу. Ложись. Легъ. Принялись пороть. Двое держатъ, двое стегаютъ. Наше вамъ, наше вамъ. Только поворачиваешься. Сказывай. Чего сказывать. Ничего больше не знаю. Клади еще, наше вамъ. Такъ то отбузовали, что на кафтан снесли. <Мало того. Не скажешь, говоритъ, домъ твой раззорю.> Да это бы ничто. Побои не на мн — на немъ остались. Нтъ, собака, раззорилъ вдь. Взялъ во дворъ. Послали жену кирпичъ бить, а меня въ болото канаву копать, домъ разнесли, <чисто сдлали,> горно обжигалъ, самъ топилъ. <Такъ то, собака, мучалъ насъ три года.> Чтожъ прошло время, самъ же помиловалъ, отошло у него сердце. Да и тяголъ мало стало. Бжало много народа, опять построился, завелся, твой отецъ, кумъ помогнулъ. Вотъ живъ же.

Корней покачалъ головой.

Извстно дло, дядюшка. Разв я ропщу. Такъ ослабншь другой разъ. А то извстно, мн грхъ жаловаться. Чтожъ, слава Богу, ни холоденъ, ни голоденъ. Жить можно.

— А вотъ ты баилъ, тебя отецъ съ братьями не версталъ. Не²³⁶ моги родителевъ судить. Грхъ. Дороже всего родителей поминать. Тому человку всегда счастье.

— Да я, дядюшка, не то, что съ попрекомъ. Я самъ знаю, что мн до Савелья далёко. Тотъ малый былъ и ловкій и обходителенъ и ухватистъ. Родитель покойникъ серчалъ, что я не пошелъ въ службу, а Савелья взяли. Вдь это не моя причина. Матушка меня жалла, а батюшка его. Я отцовскаго приказа не ослушивался. Пришелъ тогда выборный сказывать, что съ нашего двора ставить однаго, а везти обхъ, который годится. Насъ обхъ батюшка повезъ. Только пріхалъ онъ, пошелъ батюшка въ воеводскую, a Савелій мн и говоритъ: «Ты, говоритъ, Карней, не тужи. Я охотой пойду. Я тутъ не жилецъ. Мн постыла эта жизнь. Я охотой, говоритъ».

Какъ ввели насъ въ Приказъ, только крикнули Захаркиныхъ. Онъ впередъ сунулся. Я, говоритъ, охотой иду. А, чай, помнишь, малый то былъ какой статный, бравый, смлый. Воевода и говоритъ: ай молодецъ. Вотъ такъ солдатъ будетъ, такихъ Царю нужно. Мть! — Съ той поры батюшка на меня и серчать сталъ. Ты, говоритъ, его съ бабой своей упросилъ. А я ничмъ не причиненъ. Онъ самъ захотлъ. Пожаллъ меня съ малыми дтьми. — Ну да и поминаю я его. Кажется, приди онъ вотъ, скажи: Карней, ползай въ огонь, для меня нужно. Ползу.

— Чтожъ, нтъ слуховъ?

— Нтъ, то говорили, что онъ бжалъ и за женой присылалъ, что она къ нему ушла, а теперь какъ въ воду кануло, 6-й годъ. Либо померъ.

<Въ это время лошади шарахнулись и мужики закричали.>

Старикъ неохотно слушалъ разговоры еофана; онъ поднялся, оглядлъ звзды.