Полное собрание сочинений. Том 17

Остается еще вопрос, каким образом это странное понятие могло вкрасться в эту новую педагогическую науку. Каким образом люди образованные, искренно, преданные этому делу, могут так заблуждаться? Этому я нахожу 4 причины: 1) привычка подражать западной Европе, и в особенности немцам. Немцы-педанты составили целую научную педагогию. Эта наука для своих целей составила свою психологию и решала на ее основании философские вопросы; здесь в этой науке, всё решено, всё объяснено, и на этой сомнительной философии основана целая система педагогии. И эту-то сомнительную немецкую науку мы целиком взяли себе. (Надо заметить, что эта звуковая метода, кроме как в Германии, не принята нигде, ни во Франции, ни в Англии, ни в Америке). 2-я причина — это есть незнание народа и предположение, что отношение Песталоцци к своим дикарям есть образец отношения нашего учителя к русскому простолюдину. 3-я причина та, что способ этот легче других, что по этому методу нужно только рассказывать то, что знает мальчик, а самому учителю угадывать мысли, настроение ученика, не нужно. Самая же главная причина состоит в том, что вообще критика легка, между тем как дело трудно. Новые методы возникли из критики старых способов обучения. Мы отнеслись критически к церковной школе потому, что она притупляет учеников, что прежние способы обучения не удовлетворяют нас. Но как всё это изменить, мы этого не решили. Как ни дурен казался прежний метод, мы ничем лучшим, своим заменить его не могли, а взяли уже готовое, выработанное другими, приняв это за лучшее, за совершеннейшее. Лет 15-ть тому назад, когда я горячо занимался педагогией, я задал себе вопрос: как узнать, чему и как надо учить? Мои изыскания и опыты привели меня к убеждению, что вопрос этот не решается тем, чтобы держаться старых порядков, и еще менее тем, чтобы заимствовать новую немецкую школу. Новая школа построена на тех же основаниях, как и та, которая учит по часовнику и псалтирю. Она, точно так же, как и старая школа, не имеет никаких оснований и потому, несмотря на свою вражду к старой школе, несмотря на внешнее различие, внутренно поразительно похожа на старую школу своими приемами. Например, если ученик, еще до поступления в школу, выучился называть буквы — буки, аз, то новая школа считает нужным переучивать, находя способ, по которому учился ученик, вредным; то же самое я слышал от церковников, которые говорят, что ежели дети начали учиться по другому способу, то их нужно переучивать. Как в этой, так и в другой школе имеются определенные пособия: у одних указки, у других — картины; в той и в другой школе — дисциплина и строгость на первом плане. Как в той, так и в другой школе особенное внимание обращается на чистоту в письме; как в новой школе, так точно и у церковников, главная задача состоит не в чтении, а в чем-то другом; у одних — чтобы дети выучили псалтирь и часовник, у других, —чтобы дети развились. Почему, спросите вы, так ведутся занятия? Церковники вам скажут, что так учили тысячу лет; новые педагоги ответят: так велели Дистервег и Вурст. Если нужно выбирать между двумя школами, — церковной и новой, то я отдам предпочтение первой, так как церковная школа не так дурна, как новая, и даже не так притупляет учеников, как последняя. Так думаю я и некоторые члены из. присутствующих, большинство же, может быть, не согласны со мною. Но мы здесь только говорим, спорим, а кто прав и виноват, судья в этом — народ, те самые крестьяне, которые платят нам и нанимают нас для того, чтобы мы им работали. Но что скажет народ, когда его детей не выучат читать и писать, но за то разовьют? Народ не знает, чт`o такое развитие, и не требует его от школы; а все его желания состоят в том, чтобы школа сделала детей грамотными. Повторяю, что предлагаемый мною способ не мной выдуман, он взят от народа, и он легче и удобнее, чем звуковой, что и замечено на опыте в моей Яснополянской школе, где преподавание ведется по этому способу; звуковой же способ есть сложная система, которая кажется легкою и удобною в теории, а не на практике. Очень может быть, я даже уверен, что звуковой способ преподавания будет продолжаться еще очень долго, но я думаю, что чем скорее мы откажемся от этого способа, тем будет лучше, так как он только может задерживать дело народного образования».

Ф. И. Рахманинов полагает, что следовало бы поставить вопрос на практическую почву: сравнить оба способа обучения грамоте с условиями и нуждами народной школы; способ гр. Толстого он считает более подходящим для народной школы...

П. Д. Голохвастов предлагает устроить новый опыт по вопросу о методе обучения грамоте, в виду того, что первый оказался недостаточным, в виду неблагоприятных условий.

Кн. Черкасский выражает убеждение о необходимости стремиться к тому, чтобы школа удовлетворяла и подходила ко всем условиям сельского быта, чтобы крестьянин был расположен и сочувственно относился к ученью, чтобы школа вполне удовлетворяла его потребностям, которые совершенно правильно охарактеризованы в докладе гр. Толстого.