Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

– Да, да… Больше мн ничего не надо. Когда тебя не было и не было еще этаго, – сказалъ онъ съ взглядомъ, который она поняла, – я искалъ работы. И все это было вздоръ. Пожалуй, не вздоръ, но не настоящее. Еслибы я могъ любить эту свою политическую экономію и хутора, какъ я люблю свою землю, любилъ телятъ и коровъ своихъ, какъ, главное, я тебя люблю, тогда бы я длалъ, а то я обманывалъ себя, и этаго я теперь не могу. Мн совстно.

– [1655]Значитъ, такъ ты сотворенъ.

– Ты знаешь, все гордость. Прежде я думалъ: какъ я ничего, когда другіе столько длаютъ. А теперь я радъ, что я ничего. Только оставьте меня въ поко. Я то, что меня сдлалъ Богъ, и, главное, никого не обманываю.

– А какъ ты думаешь, сдлаетъ онъ предложеніе?

– Очень похоже.

– А хорошо бы было! Вотъ и наша линейка догнала ихъ. Не устала ли ты, Кити?

– Нисколько.

– А то садись, если лошади смирны, и шагомъ.

Агафья Михайловна, охотница и мастерица собирать грибы, несмотря на свой отказъ, что есть дло, похала съ ними.

* № 158 (рук. № 97).

На другой день Левинъ въ самомъ веселомъ и дружелюбномъ расположеніи духа, обходивъ уже домашнее хозяйство, постучался въ комнату, гд ночевалъ Васенька.

– Entrez,[1656] – прокричалъ ему тотъ. – Вы меня извините, я еще только ablutions[1657] кончилъ, – сказалъ Васенька улыбаясь, стоя передъ нимъ въ расшитомъ тонкомъ бль.

Онъ былъ очень красивъ, и красота его особенно нравилась Левину. «Отъ этаго, – подумалъ онъ, – мн и пришли эти глупые мысли».

– Вы хорошо спали?

– Какъ убитый. А день какой нынче для охоты.

– Да вы чай или кофе?

– Ни то, ни другое. Я завтракаю. Мн, право, совстно. Дамы, я думаю, уже встали. Пройтись теперь отлично. Вы мн покажите лошадей.

– Ну, пойдемте. Не стсняйтесь, пожалуйста.

Левинъ прислъ къ окну. Ласка впрыгнула къ нему. Онъ ласкалъ ее, любовался на красиваго юношу и бесдовалъ. Они заговорили по случаю вчерашняго пнія о музык, и оказалось, что Васенька любилъ, понималъ музыку, и сужденiя его сходились съ Левина. Они заговорили о Степан Аркадьич, еще объ общихъ знакомыхъ. И общее впечатлніе, произведенное на Левина, было самое пріятное. Онъ, дйствительно, былъ славный малый, простой, понимающій и очень веселый. Онъ былъ изъ тхъ, которыхъ Левинъ въ своемъ ум относилъ къ роду настоящихъ. Если бы Левинъ сошелся съ нимъ холостымъ, онъ бы общался съ нимъ. Было немножко непріятно Левину его праздничное отношеніе къ жизни и какая-то развязность элегантности petit crev'e,[1658] но это можно было извинить за его добродушіе и порядочность. Онъ нравился Левину своимъ хорошимъ воспитаніемъ, отличнымъ выговоромъ на Французскомъ и Англійскомъ языкахъ, тмъ, что онъ былъ человкомъ его міра, и какой то наивностью добродушія.

Прійдя на конюшню, ему ужасно понравилась верховая степная лошадь, и онъ съ ребяческой наивностью просилъ осдлать и прохаться. Что то такое онъ представлялъ себ въ зд на степной лошади и казацкомъ сдл дикое, поэтическое, изъ котораго ничего не выходило, но наивность его (въ особенности съ его красотой, улыбкой и граціей движеній) была мила. Тоже понравился онъ Левину разсказами о своемъ имніи.[1659] Онъ спрашивалъ Левина совта, какъ ему быть[1660] и можно ли жить въ деревн, и видно было, что онъ понималъ чутьемъ прелесть деревенской жизни, но не имлъ никакого понятія о томъ, какъ и чмъ люди живутъ въ деревняхъ. Оттого ли, что натура его была симпатична Левину, или потому, что Левинъ старался, въ искупленіе вчерашняго грха, найти въ немъ все хорошее, Левинъ въ самомъ веселомъ и дружескомъ расположеніи вернулся съ нимъ домой.

* № 159 (рук. № 97).

«Завтра пойду рано утромъ, возьму на себя не горячиться. Бекасовъ пропасть. Вонъ другой блеетъ барашкомъ. И дупеля есть, а приду домой, будетъ записка отъ Кити». Но думать о Кити онъ не позволялъ себ: ему становилось слишкомъ страшно за все то, что могло съ ней случиться. «Да, это правда, – думалъ онъ, – что такое отношеніе къ жен есть отсутствіе мужества. Но чтожъ длать, – думалъ онъ, – разумется, я буду скрывать это свое обабленіе. Есть такія вещи, что знаешь, что нехорошо, какъ нашъ разговоръ сейчасъ. Разумется, несправедливо мое довольство и богатство, но долженъ ли я отдать все?»

На этомъ вопрос, отвта на который у него не было, его мысли развлекъ скрипъ дверки калитки изъ пуньки и, когда онъ прислушался, крикъ ребенка изъ избы. Онъ вышелъ, чтобы посмотрть, кто это ходитъ.

– Куда же это ты, тетка? – спросилъ онъ у бабы, шедшей къ изб.

– А за молочкомъ, батюшка, внучку.

Словоохотливая старуха остановилась у крыльца и разсказала Левину всю исторію ребенка и его родителей. Сынъ ея старшій былъ водовозомъ въ город, приносилъ на одной лошади рублей 80 въ годъ; жена его, молодайка, тамъ родила и пошла кормилицей къ барын, ребеночка прислала къ бабушке, и мать съ нимъ теперь спала и выкармливала его на рожк.

– Чтожъ, здоровъ ребенокъ?

– Слава теб, Господи.

– Чтожъ, часто встаешь ночью?

– Да вотъ другой разъ всю ночь спать не даетъ. А пора рабочая. Овесъ не вязанъ.