Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

– Да, братъ, это интересно. Но надо знать. Вотъ этотъ знаешь – Мрковъ. Это одинъ изъ самыхъ интересныхъ людей. Съ тхъ поръ какъ я себя помню, я помню его. Онъ живетъ съ цыганкой, но, кром того, у него дв старухи сестры – двки. Онъ ихъ содержитъ. У него ни гроша за душой. Но онъ, вотъ видишь, пьетъ и играетъ. Но онъ пьетъ, а умъ не запиваетъ. Гришка Мрковъ, Гришка Мрковъ. Какъ кто богатенькій изъ Петербурга прізжій, онъ съ нимъ составляетъ партію по четвертаку. Шампанское неугасаемое, т пьютъ и лапти плетутъ, а онъ играетъ. Ну и этимъ живетъ. И добрый малый.

* № 177 (рук. № 99).

Гостиная, самая обыкновенная комната, показалась необыкновенно красива и пріятна Левину. За чаемъ продолжался пріятный, незамтный разговоръ, во время котораго пониманіе другъ друга между Анной и Левинымъ все боле и боле устанавливалось. Разговоръ зашелъ о книгахъ для народа. Левинъ говорилъ, что народъ не понимаетъ нашихъ книгъ. Анна замтила, что она никогда не могла увлечься школой, чувствуя непреодолимую стну между coбой и народомъ. Когда Левинъ подтвердилъ это,

– Ну вотъ видите, ужъ если вы, – я знаю все про васъ, – который такъ близокъ къ народу, чувствуете эту стну, что же городскимъ жителямъ, да еще женщинамъ. Не надо обманывать себя.

* № 178 (рук. № 99).

Выйдя изъ гостиной, Левинъ чувствовалъ неловкость, и неловкость эта все усиливалась по мр того, какъ онъ вспоминалъ все, что было, т. е. самые простые разговоры. Она была умная, милая, сердечная женщина и очень жалкая, но что то было не то. Левина боле всего пріятно поразилъ въ Анн ея calme[1711] благородный и самоудовлетворяющійся, а этого то и не было. Это было притворство.

–

Оставшись одна, Анна[1712] взяла книгу, но не читала, а думала. Кити любила Вронскаго и Лвина, и Анна испытывала склонность къ той же самой послдовательности. Несмотря на рзкое различіе между ними въ умственномъ стро и вообще съ точки зрнія мущины, съ точки зрнія женщины въ нихъ было что то одинаковое. То, что любили женщины, было одно и тоже. И съ первой встрчи съ Левинымъ Анна почувствовала, что она могла бы заставить его полюбить себя, что онъ былъ ея и что она могла бы полюбить его. Это она почувствовала, когда прощалась съ нимъ. И вспомнивъ весь вечеръ, она поняла, что она не переставая кокетничала съ нимъ. Теперь все это время, съ тхъ поръ какъ у нея не было дтей, она постоянно чувствовала себя возбужденной, и вызывать чувство мущины было для нея естественно, непроизвольно даже.

И она чувствовала, что что то было не то, и ей больно и стыдно это было. И вмст съ тмъ была рада. «Если я такъ дйствую на другихъ, на этаго семейнаго, любящаго человка, отчего же онъ такъ холоденъ ко мн?» Но[1713] она не позволяла себ остановиться на этихъ мысляхъ. Жизнь ея здсь, въ Москв, была не жизнь, a ожиданіе[1714] развязки ея положенія, которая все оттягивалась. Она не позволяла себ ничего начинать, ничего измнять; она, сдерживая себя, ждала, безпрестанно говоря себ, что тогда, когда она выйдетъ замужъ, тогда начнется. Пока у нея были забавы семейства Англичанина, писаніе, чтеніе. Вронской, хотя и бывалъ, какъ нынче, въ клуб и кое-гд у самыхъ близкихъ знакомыхъ, всетаки проводилъ большую часть времени съ нею, и любовь его не уменьшалась. Когда же приходили дурныя мысли и занятія не помогали, былъ морфинъ. Нынче были мысли о Левин, зависть къ Кити, которая мшала ей,[1715] и она приняла морфинъ.

* № 179 (рук. № 99).

– Ты, врно, не будешь сердиться, что я похалъ. Стива просилъ и Долли, и потомъ я радъ, что съ Вронскимъ мы стали пріятели. Я бы желалъ, чтобы ты встртилась. Вдь ты не сердишься, что я похалъ?

– О, нтъ, – хитро, ласково сказала она.

– Она очень милая, очень, очень, и жалкая, хорошая женщина, – говорилъ онъ, разсказывая про Анну.

Кити вполн, казалось, раздляла его мнніе, и онъ ушелъ раздваться. Вернувшись въ спальню успокоенный, ободренный Кити, Левинъ вдругъ былъ удивленъ и ужаснутъ видомъ жены, которая, и не начиная раздваться, сидла на томъ кресл, на которомъ онъ оставилъ ее, и отчаянно рыдала.

* № 180 (рук. № 99).

– Господи помилуй, прости, помоги, – твердилъ онъ и душою и устами. Онъ могъ думать только о двухъ вещахъ – о мельчайшихъ подробностяхъ того, что ему нужно сдлать, – какъ найти и увезти доктора и какъ найти другаго, если этотъ почему нибудь не можетъ, то къ какому, на какую улицу онъ подетъ, и вмст послать едора къ 3-му. И кром этихъ подробностей того, что онъ могъ и долженъ былъ длать и въ обдумываніи которыхъ онъ чувствовалъ себя необыкновенно спокойнымъ, неторопливымъ и обдуманнымъ, онъ могъ только думать о Бог, его законахъ, его личномъ отношеніи къ нему, Левину, и къ Кити и о Его милосердіи.

– Господи, прости и помоги.

О самой же Кити, о выраженіи ея лица, которое непереставая было передъ нимъ, онъ не думалъ и не могъ думать. Онъ испытывалъ къ совершавшемуся тамъ таинственный и любовный ужасъ, исключающій мысли, и испытывалъ только все увеличивающееся напряженіе.

* № 181 (рук. № 99).