И они пошли въ столовую. Левинъ, какъ всегда, полюбовался прекрасными дтьми, позавтракалъ и общалъ Львовой захать за ней въ публичное засданіе любителей, чтобы съ ней вмст оттуда хать къ Никол Явленному – такъ они называли домъ Кити – обдать.
– Какія прелестныя дти, – сказалъ Левинъ выходя.
– Ахъ, не говорите. Это слишкомъ страшно. Все, что я желаю, – чтобы они были лучше меня. И это не много. А хороши? О, какъ это трудно быть хорошимъ.
– Кити мн говорила что то переговорить съ вами объ Облонскомъ, – сказалъ Левинъ, когда Львовъ остановился провожать его.
– Да, да, maman хочетъ, чтобы мы, les beaux fr`eres,[1703]
напали на него и длали ему внушенія. Что можно сдлать? Да и какое я имю право? По праву дружбы – я согласенъ. Но проповдовать нравственность я не могу. Я самъ, можетъ быть, хуже его. Je n’ai pas de tentations, voil`a tout.[1704] Но мы можемъ сказать, что намъ велли. Ну, иди на коньки, Миша, – сказалъ онъ сыну.– А ты пойдешь, папа?
– Пойду. Такъ я не могу говорить; все, что я могу сдлать, – это подтверждать то, что вы скажете.
– Да я то что?
– Ну, `a ce soir.[1705]
«Экой славный, славный человкъ», говорилъ себ Левинъ,[1706]
свши на извощика и закутываясь воротникомъ отъ бившаго въ лицо снга, направляясь къ университету.Засданіе уже было въ середин, когда Левинъ вошелъ въ залу.
Въ большой, темной зал у стола въ середин сидлъ Предсдатель во фрак и звзд: человкъ пять сидло по бокамъ, и одинъ лниво читалъ скучную рукописную исторію жизни Кржимаги.
Левину, слушая его, казалось, что не было ни однаго слова изъ того, что тотъ читалъ, которое бы онъ не слыхалъ сотни разъ. Вокругъ стола въ отдаленіи, между рядами пустыхъ стульевъ и креселъ, въ одномъ изъ которыхъ сидлъ Левинъ, сидло десятка два мущинъ и дамъ. Вс показались Левину ужасно грустны.
Когда чтецъ кончилъ, Пресдатель поблагодарилъ его и прочелъ присланные ему стихи знаменитаго поэта Мента на этотъ юбилей. Онъ прочелъ стихи, которые Левину тоже показались знакомыми. Потомъ физикъ прочелъ свою записку объ ученыхъ трудахъ юбиляра, и это было интересно. Потомъ вс встали, и Левинъ подошелъ къ физику, познакомился съ Предсдателемъ и принялъ участіе въ разговор о томъ судейскомъ дл знаменитаго убійцы, на которое онъ не похалъ. При этомъ были высказаны мннія, которыя Левинъ слышалъ уже, и онъ высказалъ свое мнніе, противоположное общему, которое онъ вчера еще на вечер у[1707]
Сипягиной развивалъ и имлъ успхъ. Его новое и оригинальное мнніе Предсдатель и физикъ приняли какъ что-то извстное и не заслуживающее возраженія. И это было немножко оскорбительно Левину.Пройдя на квартиру физика, Левинъ съ большимъ интересомъ разсмотрлъ аппаратъ и побесдовалъ съ физикомъ. Отъ вопросовъ о тепл и электричеств они перешли къ позитивизму и вообще къ философіи, къ которой физикъ оказывалъ большую склонность, и тутъ завязался споръ, во время котораго Левину удалось сказать слово, которое ему понравилось.
– Вы говорите, что вопросы метафизическіе не подлежатъ позитивной наук, – сказалъ онъ. – Но вдь метафизическіе вопросы суть только вопросы о смысл жизни, и потому отвтъ, что позитивная наука не занимается метафизикой, другими словами значитъ, что она не ищетъ смысла, т. е. единства въ жизни.[1708]
Левинъ[1709]
вышелъ отъ профессора еще рано, такъ что могъ успть побывать въ концерт, такъ какъ это было близко.* № 175 (рук. № 99).
Изъ концерта, гд Левинъ встртилъ много знакомыхъ и переговорилъ еще о многихъ предметахъ и узналъ еще много самыхъ свжихъ новостей, онъ похалъ къ Графин Боль отдать визитъ, который сдлалъ имъ Графъ и на которомъ настаивала Кити, провожая его. Какъ ни привыкъ теперь Левинъ къ городской жизни, онъ уже такъ давно не длалъ визитовъ, что ему странно было это. «Ни имъ меня не нужно, ни мн ихъ, ничего между нами общаго нтъ. Ну зачмъ я приду? Что я скажу?» Въ старину, когда онъ былъ холостой, онъ никогда не длалъ этихъ визитовъ, и не достало бы духу. Онъ бы боялся быть смшнымъ, но теперь ему было все равно, и онъ смло вошелъ въ швейцарскую.
– Дома?
– Графиня дома. Какъ прикажете доложить? Пожалуйте.
Левинъ снялъ одну перчатку, взялъ шляпу въ лвую руку и пошелъ по лстниц, улыбаясь надъ самимъ собой. «Если бы мы были разумныя существа, эта Графиня спросила бы меня, зачмъ я пріхалъ, и я ршительно не зналъ бы, что сказать. Ршительно ни за чмъ, даже для удовольствія не могъ бы сказать, потому что ни ей, ни мн не можетъ быть удовольствія!»
Когда Левинъ входилъ, Графиня Боль что то говорила съ экономкой или гувернанткой, и лицо у нея было озабоченное. Но увидавъ Левина, она улыбнулась и прошла съ нимъ вмст къ одному дивану, очевидно нисколько не сомнваясь, что тутъ, у этаго дивана, надо длать то, что они сбираются длать. Она сла на диванъ и указала ему стулъ. Онъ слъ, поставилъ на полъ шляпу.
– Вы были въ концерт?
– Да, я только оттуда.
– Хорошо было?
– Да, очень интересно, но я думаю…