Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

Славянскій вопросъ былъ одинъ изъ тхъ модныхъ вопросовъ, которые, смняясь одинъ другимъ, постоянно занимаютъ общество. Онъ имлъ общій признакъ всмъ такого рода вопросамъ. Онъ не касался личныхъ интересовъ тхъ, которые имъ занимались (кром какъ тмъ, что онъ давалъ имъ занятіе). Онъ имлъ своей задачей благо большаго количества людей и, главное, по сущности своей былъ совершенно непонятенъ; онъ касался не только непонятной человку жизни отдльных людей, но еще боле непонятной жизни совокупности людей, народовъ и не только жизни народовъ въ прошедшемъ, но въ настоящемъ и будущемъ. И знающіе и незнающіе, и образованные и необразованные могли говорить о немъ что хотли, и ни одинъ не былъ праве другого.

Сергй Ивановичъ, полагавшій, также какъ и другіе, что онъ одинъ съ нкоторыми людьми своего круга видитъ настоящее громадное значеніе этаго вопроса, отдавшись разговорамъ объ этомъ дл, съ удовольствіемъ слдилъ за разроставшимъ съ зимы и дошедшемъ къ лту до всеобщаго энтузіазма, какъ ему казалось, интересомъ къ этому длу.

* № 193 (кор. № 122).

И чмъ боле Сергй Иванычъ занимался этимъ дломъ, которому онъ посвятилъ всего себя, тмъ очевидне ему казалось, что этотъ комъ снга, катаемый имъ вмст съ другими городскими жителями, самъ катится съ необычайной быстротой куда то по безконечному пространству. Одурманенный крикомъ толпы, среди которой онъ находился, и своей собственной дятельностью, Сергй Иванычъ не видлъ, что то самое общественное мнніе, которому онъ приписывалъ такую важность, было только мнніе сотенъ и что это частное мнніе, обладая печатью, все возбуждая и возбуждая себя взаимнымъ крикомъ, довело уже давно этотъ малый кругъ, на который оно дйствовало, до того состоянія одуренія, при которомъ теряются права разсудка и которое въ первую французскую революцію называлось терроромъ.

Сергй Иванычъ и самъ не замчалъ, какъ принимались за истину самыя безсмысленныя, невозможныя извстія только потому, что вс хотли, чтобъ это была правда. Сергю Иванычу казалось очень естественно, что въ армію, гд нтъ одеждъ и пищи, гд дорогъ каждый кусокъ хлба, дутъ толпами дамы, что Генералъ Черняевъ производитъ князя въ короли и что отъ этаго восторжествуетъ славянское дло; что три дня сряду получаютъ телеграммы о томъ, что Турки разбиты на всхъ пунктахъ и бгутъ и на завтра ожидаютъ ршительнаго сраженія.

Ему казалось также естественно и не противно чувству то, что люди христіане, женщины христіанскія, для цлей христіанскихъ покупали порохъ, пули и посылали людей убивать себ подобныхъ и быть убиваемы; что въ войн за христіанство слышалось только то, что надо отмстить Туркамъ; что отбирали деньги у Русскихъ бдняковъ почти насильно для того, чтобы посылать въ Сербію спасать отъ бдствія и угнетенія Сербовъ, тхъ самыхъ угнетенныхъ, которые, по словамъ ихъ министровъ, отъ жира плохо дерутся.

И Сергю Иванычу вмст со всми, принимавшими участіе въ производимомъ террор, казалось, что это не могло быть ошибочно и дурно, потому что въ этомъ самомъ выражалась душа всего народа. Сергю Иванычу и не приходило въ голову, что народъ, всегда готовый на вс труды, лишенія и на смерть для совершенія своихъ судебъ, продолжая жить все тою же молчаливою и могучею жизнью, смиренно ждалъ, не заботясь ни о Сербахъ, ни о Черногорцахъ, твердо зная то, что у него только затмъ и есть правительство, Царь, чтобы оно ршало за него его государственныя дла, и что давно, еще, когда онъ по преданіямъ призвалъ братьевъ съ Рюрикомъ, имъ куплено дорогое ему право быть чистымъ отъ суда надъ ближнимъ и отъ чьей бы то ни было крови.

* № 194 (кор. № 123).

И вдругъ мгновенно представилась ему та минута, когда онъ увидалъ на стол казармы, посреди рабочихъ и станціонныхъ, ея прелестное, полное недавней жизни, безстыдно растянутое на стол, окровавленное тло и маленькую, энергическую руку ея, какъ она лежала на труп съ подогнутыми пальцами и осторожно, чопорно отодвинутымъ мизинцемъ; увидалъ закинутую назадъ голову и кроткое, жалкое въ своей уцлевшей красот лицо, ясно, какъ словами, говорившее ему: «Ты раскаешься, ты раскаялся; но мн жалко и тебя и себя. Но не воротишь…» И тотчасъ вслдъ за этимъ онъ вспомнилъ ту минуту, когда съ этою же самой старухой матерью, теперь глядящею въ окно, онъ въ первый разъ встртилъ ее тоже въ вагон. И онъ видлъ ее, какою она была тогда для него, неприступною, таинственною и прелестною, когда, оборотивъ на него свое незабвенное лицо, обвязанное блымъ оренбургскимъ платкомъ, она быстро пошла навстрчу брату.

* № 195 (кор. № 123).

– Какъ хорошо въ лсу, – сказалъ Сергй Иванычъ, отставая отъ другихъ и оставаясь съ братомъ. – Ну, что ты длаешь? – спросилъ онъ у брата.

– Да ничего особеннаго, какъ всегда, занимаюсь хозяйствомъ, – отвчалъ Левинъ. – Что же ты, надолго? Мы тебя давно ждали.

– Недльку, дв. Очень много дла въ Москв. Что, ты такъ, какъ князь, смотришь на славянское дло? – сказалъ онъ, улыбаясь и возвышая голосъ.