Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

Послднiй годъ былъ очень тяжелый годъ для Сергя Ивановича. Никто кром его не зналъ всего, что онъ перенесъ въ этотъ годъ. Для знавшихъ его онъ былъ точно такой же, какъ всегда, умный, прiятный собесдникъ, полезный, образцовый общественный дятель, знаменитый ораторъ и даже ученый, написавшiй какую то очень ученую книгу. Но никто не зналъ, что эта то книга и была источникомъ его затаенныхъ страданiй. «Опытъ обзора основъ и формъ государственности» была книга, надъ которой онъ работалъ 6 лтъ. Многiя части этой книги были напечатаны въ повременныхъ изданiяхъ и получили одобренiе знающихъ людей. Другiе части были читаны Сергемъ Ивановичемъ людямъ своего круга, и тоже все это было признано «замчательнымъ». Книга эта посл тщательной отдлки была издана въ прошломъ году и разослана книгопродавцамъ. Ни съ кмъ не говоря про свою книгу, ни у кого не спрашивая о ней, неохотно, равнодушно отвчая своимъ друзьямъ, незнавшимъ о томъ, какъ идетъ его книга, не спрашивая даже у книгопродавцевъ, покупается ли она, Сергй Ивановичъ тайно отъ всхъ, однако зорко, съ напряженнымъ вниманiемъ слдилъ за впечатлнiемъ, которое произведетъ его книга въ обществ и въ литератур. Въ обществ она не произвела никакого. Никто не говорилъ съ нимъ про нее. Даже друзья его, встртивъ его равнодушное отношеніе къ вопросамъ о книг, перестали его о ней спрашивать. Иногда онъ объяснялъ себ это равнодушіе тмъ, что книга была слишкомъ высока, иногда тмъ, что она не нехороша, – нехороша она не могла быть, – но не нужна еще. Въ литератур тоже не было ни слова цлый мсяцъ. Сергй Ивановичъ расчитывалъ до подробности время полученія книги и писанія рецензій, но прошелъ другой, было тоже молчаніе. Только въ «Сверномъ Жук», въ шуточномъ фельетон о пвц, спавшемъ съ голоса, было кстати сказано нсколько презрительныхъ словъ о книг Кознышева, показывающихъ, что книга эта уже давно осуждена и предана на посмяніе. Наконецъ на 3-й мсяцъ въ серьезномъ журнал была критическая статья. Сергй Ивановичъ зналъ и автора статьи. Онъ встртилъ его разъ у Голубцева. Это былъ неокончившій курсъ въ гимназіи фельетонистъ, очень бойкій какъ писатель, но ужасно робкій въ отношеніяхъ личныхъ. Сергй Ивановичъ помнилъ, что онъ старался его покровительствовать и развязать, но что за это фельетонистъ разсердился. Статья была ужасна. Очевидно, нарочно фельетонистъ понялъ всю книгу такъ, какъ невозможно было понять ее. Но онъ такъ ловко подобралъ выписки, что выходило похоже, и все это было остроумно въ высшей степени. Такъ зло остроумно, что Сергй Ивановичъ самъ бы не отказался отъ такого остроумія, – но это то было ужасно. Посл этой статьи наступило мертвое и печатное и изустное молчаніе о книг, и Сергй Ивановичъ видлъ, что его 6-тилтній трудъ, выработанный имъ съ такой любовью и трудомъ, прошелъ безслдно. Онъ пережилъ тяжелое время, онъ переносилъ свое горе совсмъ одинъ, но положеніе его было еще тяжеле оттого, что окончаніе книги и неудача ея отнимали у него цлую отрасль занятій.

Онъ былъ уменъ, образованъ, здоровъ и дятеленъ и не зналъ, куда употребить теперь всю свою дятельность. Разговоры занимали въ Москв большую часть времени, но онъ, давнишній городской житель, не позволялъ себ уходить всему въ разговоры, какъ это длалъ его неопытный братъ. Оставалось еще много досуга и умственныхъ силъ. Часть этаго досуга онъ посвящалъ на общественную дятельность; онъ говорилъ и въ създ, и въ собраніи, и въ комитетахъ, и въ обществахъ, но и этаго было мало. Онъ не зналъ, куда положить свою дятельность. Поэтому возникшій Славянскій вопросъ былъ для него находка. Онъ взялся за него и составилъ одинъ изъ центровъ деятельности въ Москв. Проработавъ всю весну и часть лта, онъ только въ Июл мсяц собрался похать въ деревню къ брату. Онъ халъ и отдохнуть на дв недли, и еще была у него цль – на мст, въ деревенской глуши, видть тотъ подъемъ народнаго духа, въ которомъ онъ былъ убжденъ. Котовасовъ, давно сбиравшійся побываетъ у Левина, звавшаго его къ себ, похалъ съ нимъ вмст.

II.

Небольшая московская станція желзной дороги была полна народа. Богатые экипажи привозили дамъ и мущинъ. Вслдъ за Сергемъ Ивановичемъ и Котовасовымъ подъхали добровольцы на 3-хъ извощикахъ. У входа дамы съ букетами встртили ихъ и толпою пошли за ними.

– Вы тоже пріхали проводить, – сказала по французски дама, сопутствуемая лакеями.

– Нтъ, я самъ ду, Княгиня. Сколько нынче?

– Пять; стало быть, уже около 300. И пожертвованій, знаете, ужъ до сотни тысячъ отъ графини Лидіи Ивановны прислано. И одинъ молодой человкъ прекрасный просилъ. Не знаю, почему его не приняли. Я хотла просить васъ, я его знаю, напишите.

Сергй Ивановичъ тутъ же, въ тснот перваго класса, написалъ записочку и только засталъ послднюю рчь, которую съ бокаломъ въ рукахъ прочелъ имъ Сверовъ.

– Vous savez, le comte Vronsky part aussi,[1816] – сказала Княгиня.

– Я не зналъ, что онъ детъ. Гд же онъ?

– Онъ здсь. Одна мать провожаетъ его. Онъ, говорятъ, ужасно убитъ. И избгаетъ людей. Все таки это лучшее, что онъ могъ сдлать.

– О да, разумется.