Полное собрание сочинений. Том 27.

Ну вотъ я и жилъ такъ. Семья чопорная, я единственный матушкинъ сынъ, и по французски, по англійски говорю, и мазурку <танцую, и университетъ кончилъ, все какъ надо>. Лелю возвышенныя мечты о любви и женитьб, а самъ живу въ тихомъ и приличномъ разврат. Женщины, съ которыми я сходился, были не мои, и мн до нихъ не было другого дла, кром удовольствія, но въ виду была женщина, будущая жена, уже моя,и эта то моя должна была быть все что есть святого и прекраснаго, потому что она будетъ мояжена. Ну, да этого я не понималъ, какъ и вы не понимаете. Вышелъ я изъ университета, былъ за границей, <потомъ послужилъ по земству, потомъ бросилъ, пожилъ въ Петербург, скаковыхъ лошадей завелъ. Мать жива была. Идеала совершенства женщины, достойной быть моей, все еще не находилъ, тмъ боле, что я гордъ былъ, какъ вс развращенные люди, и потому прикидывалъ взять жену тамъ, гд не можетъ быть рчи объ отказ>. Такъ шло до 30 лтъ. [Въ] 30 лтъ подошли такія обстоятельства, теперь я знаю чисто физическія, что случилось мн встртиться съ двушкой въ деревн у знакомыхъ, видть ее въ спектакл. Я зналъ ее прежде, и мн казалось что не она, но тутъ вдругъ она играла служанку въ фартук съ голыми руками по плечи. Мн казалось, что эти руки не при чемъ, но только при свт этихъ рукъ и фартучка и еще разныхъ обстоятельствъ я увидалъ вдругъ и ея глаза и улыбку, увидалъ, какъ мн казалось, родственную, высокую, нжную душу, которая просилась навстрчу мн. Я видлъ что между нами начало происходить чудесное. Я думалъ, я испытывалъ чувство, и въ ней отзывались вс оттнки моихъ мыслей и чувствъ. Да, я ршилъ неожиданно, что она достойна быть моей, не я быть ея, но она моей. Въ этомъ все. Достойна быть моей! Вдь это прелесть, что за безуміе! Возьмите какого-нибудь молодого человка — хоть вы — и въ трезвыя минуты оцните себя. Ну я, по крайней мр, оцнивая себя въ трезвыя минуты, зналъ очень хорошо, что я такъ себ человкъ, какихъ сотни тысячъ, даже и гаденькій и развратненькій и слабый и страшно бшенный, вспыльчивый, упивающійся своимъ бшенствомъ, какъ вс слабые люди. И вотъ я-то, такой человкъ, находилъ въ ней вс высшія совершенства человчества и только потому, что она заключала ихъ въ себ, считалъ ее достойной себя. Главный обманъ при любви не тотъ, что мы придаемъ предмету любви несвойственныя ему добродтели, но себ въ это удивительное время. Мы женились, и началась жизнь немного похожая на то, что я воображалъ, но недолго. Она забеременла, стала рожать, сама кормила, начались капризы, ссоры. <Я пошелъ въ предводители въ нашемъ узд, мы жили въ деревн, и я жилъ честно, то есть вренъ былъ>.

* № 6.

— Ну а какже, когда любви нтъ къ мужу или къ жен, а есть къ другому?

— Это другое дло, — сказалъ старикъ. — Это само собой. Только законъ нарушать нельзя.

— Да какже его не нарушать?

— А такъ, терпи.

— Да вдь искушенія бываютъ у всякаго. Разв у васъ не было? — улыбаясь сказала дама.

— Не сказать, чтобъ не было, — улыбаясь сказалъ старикъ, и въ улыбк его обозначился, странно сказать, веселый, сластолюбивый человкъ. — Все бывало. И молодъ былъ и жилъ. Да все таки законъ держалъ, виду не показывалъ. А на дтей посмотрю, на зятей или на снохъ. Какъ только они проживутъ, и Богъ ихъ знаетъ. И то уже одна дочь разошлась съ мужемъ. ^[150]

— Да какже быть? — сказала дама. — Мущин, значитъ, вы позволяете гршить, a женщин то какъ?

— Женщина — другое дло. Мущина всякіе соблазны долженъ видть въ жизни, — сказалъ онъ улыбаясь, — а женское дло — что. Сиди, домашнимъ хозяйствомъ занимайся.

— Ну вотъ вы права эти дали мущин, и женщина говоритъ: «и я хочу ихъ».

— Женщин это, сударыня, первое дло, безъ надобности, а второе, у ней долженъ страхъ быть. А теперь только ей скажи что, она сейчасъ говоритъ: «а коли такъ — говоритъ — я отъ тебя уйду». У мужиковъ на что — и то эта самая мода завелась. «На — говоритъ — вотъ теб твои рубахи, портки, а я пойду съ Ванькой. Онъ кудрявй тебя». Ну вотъ и толкуй.

— Да какже вы хотите дать эти права мущин, а женщина чтобъ была раба? Это ужъ время прошло.

— Эхъ, сударыня, доложу вамъ — вс мы люди, вс гршны. Это понимать надо. Ну чтожъ, ну и ошибся коли мужъ или хоть, скажемъ, гршнымъ дломъ жена. Ну, побилъ ее. А всетаки соръ не выноси, не срами самъ себя и домъ не разстраивай, а живи какъ надо — по закону. А то, чуть что, сейчасъ: «не могу жить» — и врозь. Мало того, что скверность, примръ. И торговля ущербъ отъ этаго несетъ. И государство тоже. Долженъ быть сынъ отечества. Свое горе притаи, a дло не разстраивай.

— Нтъ, простите меня, — горячо заговорила дама, — ужъ все лучше, чмъ такое лицемріе. Это лицемріе и обманъ. А по моему — все пропади, а нельзя. Я не знаю, какъ муж[ья], а я женщина — и пропадай все, если меня мужъ не любитъ и я не люблю его; не могу я съ нимъ жить. Лучше разстаться.

— Все отъ образованія, — сказалъ старикъ, — жили же прежде.

— Нтъ, да какъ же вы скажете, — сказалъ адвокатъ, — разв можно мужу простить жену, когда она его обманула?

* № 7.

— Ахъ, мерзавцы! мерзавцы!

— Кто? — спросилъ я.