Полное собрание сочинений. Том 27.

Табакъ, насколько я могъ наблюдать его дйствіе на себ и другихъ, дйствуетъ почти также, но съ тою разницею, что онъ заглушаетъ преимущественно совсть мысли. Накурившийся человкъ, не теряя сознанія тла, представленій дйствительности и даже сознанія требованій совсти, теряетъ сознаніе несоотвтствія своихъ мыслей и выраженій ихъ съ требованіями разума.

Трезвый отъ табака, т. е. не накурившійся человкъ боится дать ходъ всмъ тмъ мыслямъ, которыя пробгаютъ у него въ голов, и высказать ихъ словами. Онъ сознаетъ несоотвтствіе ихъ съ требованіями здраваго смысла. Опьяненіе же табакомъ скрываетъ отъ него это несоотвтствіе, вс проходящія ему черезъ голову мысли кажутся ему одинаково хорошими и важными, и онъ высказываетъ ихъ, не взвшивая, не сличая и не оцнивая ихъ.

* № 15.

К главе III.

<Если бы Кантъ и Спиноза не курили, то вроятно Критика чистаго разума не была бы написана такимъ ненужно непонятнымъ языкомъ и Этика Спинозы не была бы облечена въ несвойственную ей форму математическаго сочиненія, и т. п.>

* № 16.

К главе IV.

Вижу я побоище Севастополя, ползающихъ раненыхъ, которыхъ Пелисье не даетъ убирать, чтобъ нагнать страхъ. Это ужасно.

Да. Но на дняхъ я вижу юнкера въ обтянутыхъ штанахъ, надушеннаго, и присутствую при его разговор съ старымъ человкомъ, защитникомъ системы мира, говорящимъ ^[257]объ ужас, жестокости, незаконности, нехристіанности войны. Юнкеръ споритъ, горячится. Старикъ говоритъ: «ну, вы добрый молодой человкъ, счастливый, какъ, за что вы будете участвовать въ бойн? Разв нтъ другихъ длъ?» — И я вижу, что у юноши идетъ борьба. Въ сознаніи — всы стоятъ ровно. Надо только не нарушать его. Юноша закуриваетъ. — «Нтъ, — говоритъ онъ, — я присягалъ: я убью, и убью того, кто не пойдетъ убивать». — Что страшне? Конечно, второе. Первое кончилось, когда совершилось, а юноша этимъ ршеніемъ, словомъ несетъ въ міръ страшныя послдствія.

Такъ вотъ отъ этихъ-то чуть чуточныхъ измненій въ области мысли происходитъ вся истинная жизнь человка и человчества.

* № 17.

К главе V.

Длается ужасное дло.

Человчество движется впередъ къ своему нравственному совершенству. Движеніе это совершается движеніемъ отдльныхъ лицъ. Движеніе отдльныхъ лицъ совершается умственными и нравственными усиліями. Нравственныя усилія эти производятъ все движеніе впередъ человчества, въ нихъ вся жизнь человчества. И эти-то усилія, т, которыми одними движется человчество, сознательно парализируются употребленіемъ одурманивающихъ веществъ.

* № 18.

К главе V.

Человкъ нашего круга, т. е. достаточный и образованный, живетъ, какъ вс въ Россіи, Англіи, Франціи, Америк, потребляя при каждой д умеренное количество алкогольнаго питья, или куря по нскольку сигаръ или папиросъ въ день, или употребляя и то и другое. Человкъ этотъ никогда не бываетъ пьянъ и не заговаривается, не шатается. Онъ читаетъ, пишетъ статьи, сочиненія, служитъ, засдаетъ въ палат, суд и говоритъ рчи въ палатахъ и за обдами. Человка этаго считаютъ нормальнымъ. Но стоитъ сравнить человка въ этомъ состояніи постояннаго одурманиванья съ нимъ же самимъ, если бы онъ подвергалъ себя постоянному опьяненію, или со всякимъ другимъ совершенно трезвымъ отъ алкоголя и табаку, чтобы убдиться, что человкъ этотъ далеко не въ нормальномъ положеніи.

Человкъ, выпивающій по рюмк водки или стакану вина за завтракомъ, обдомъ, ужиномъ или выкуривающій 10, 20 папиросъ или трубокъ въ день, никогда не бываетъ свободенъ отъ дурмана, хотя и не лишающаго его способности низшей душевной дятельности, лишающаго его полной ясности мысли.

* № 19.

К главе VI.

Куренье притупляетъ, такъ сказать, самое острее совсти, затемняетъ совсть разума и потому даетъ просторъ безпорядочной, безсмысленной умственной дятельности. Отъ этого эти не могущіе имть никогда никакого конца разговоры, которые не переставая происходятъ въ накуренныхъ комнатахъ съ неугасаемыми папиросами во ртахъ, разговоры того особеннаго папиросочнаго характера, въ которыхъ вс торопятся говорить, спорятъ, волнуются и никогда не могутъ сказать, зачмъ они говорятъ то, что говорятъ. Отъ этого это огромное количество всякаго рода литературныхъ, переливающихъ изъ пустаго въ порожнее произведеній, которыя нельзя иначе назвать какъ дурманными, вертящихся десятками лтъ все на одномъ и томъ же, носящихъ на себ этотъ особенный папиросочный характеръ, состоящій, главное, въ томъ, что чувствуется, что тому, кто говоритъ и пишетъ, нтъ никакой надобности говорить или писать о томъ, о чемъ онъ говоритъ или пишетъ. Отъ этого вообще это огромное количество книгъ, затопляющихъ своей безполезной массой все дйствительно полезное и хорошее, и отъ этого и писанья и произведенія искусства разбора гораздо более низкаго, чмъ тотъ, къ которому должны бы принадлежать произведенія людей, которые ихъ составляютъ.

* № 20.

К главе VI.