Полное собрание сочинений. Том 3. Произведения 1852–1856

«Вы пойдете въ авангард, п[олковникъ]», сказалъ ему Генералъ, наклоняясь и съ любезной улыбкой. —

«Слушаю», сказалъ полковникъ, приставляя руку къ попах; и потом прибавилъ по-французски: «Вы меня обижаете, Генералъ — ни раза не дадите арьергарда. On dirait que vous me boudez».[88]

— Вдь вы знаете, что К[нягиня] ни за что не проститъ мн, ежели вы будете ранены. Одно, чмъ я могу оправдаться, это тоже быть раненнымъ. —

— И точно, вы не бережете себя, Генералъ.

— Ежели меня убьютъ, то я увренъ, вы первый поднимете меня; и я васъ» —

Полковникъ съ сіяющей улыбкой наклонился и пробормоталъ что-то.

«Какіе милые рыцари», подумалъ я. Надо замтить, что такой любезный разговоръ происходилъ на ходу и подъ сильнымъ огнемъ непріятеля. Не далеко отъ насъ поранили нсколько солдатъ, и когда провозили однаго изъ нихъ, раненнаго въ шею и кричавшаго изъ всхъ силъ, и когда молодой подп[олковникъ?], который былъ въ свит Генерала, съ участіемъ взглянулъ на него и, обратившись къ другимъ, невольно вымолвилъ: какой ужасъ, Генералъ въ середин разговора взглянулъ на него такъ.

..... — Вот это мужество!

Прохавъ саженъ 200 и выхавъ изъ подъ непр[іятельскаго] огня, Генералъ слзъ съ лошади и вллъ готовить закуску. Офицеры сдлали тоже. А[дъютантъ] с глянцевитымъ лицомъ, нахмурившись, легъ въ сторон.

Онъ, казалось, думалъ: «вотъ, чортъ возьми, какъ еще убьютъ! Скверно!» Другіе обступили Генерала и съ большимъ участіемъ смотрли на приготовленіе для него въ спиртовой кастрюльки яичницы и битковъ; казалось, имъ очень нравилось, что Генералъ будетъ кушать. Желалъ-бы я знать тоже, какъ нравилась эта закуска войскамъ, отступающимъ сзади, и на которыя со всхъ сторонъ, какъ мухи на сахаръ, насдали Чеченцы.

Трескотня, прерываемая залпами орудій, и дымъ сзади были страшны.

— Кто въ аріергардной цпи? — спросилъ Генералъ.

— К[апитанъ] П. — , отвчалъ кто-то.

«C’est un tr`es bon diable»,[89] сказалъ Генералъ. — «Я его давно знаю — вотъ ужъ истинно рабочая лошадь: всегда ужъ, гд жарко, туда и его. Можете себе представить, онъ былъ старше меня въ 22 году, когда я пріхалъ на К[авказъ]». — Присутствующіе изъявили участіе, удивленіе и любопытство. —

— Позжайте, скажите, чтобъ отступали эшелонами.

А[дъютантъ] слъ на лошадь и похалъ къ ар[іергарду]. Любопытство мое было сильне страха, — я похалъ съ нимъ взглянуть на капитана. — Адъютантъ не подъхалъ къ н[ачальнику] аріергарда, которому слдовало передать порученіе, но передалъ его офицеру, который былъ поближе. Я подъхалъ къ капитану. Онъ взглянулъ на меня сердито, ничего не сказалъ, тотчасъ отвернулся и сталъ отдавать приказанія. Онъ кричалъ, горячился, но не суетился. Батальонный к[омандиръ] былъ раненъ, онъ командовалъ батальономъ. Г[рузинскій] К[нязекъ] подъхалъ къ нему: «Прикажите? на ура броситься подъ кручь, мы ихъ отобьемъ!»

— Ваши слова неумстны, молодой человкъ, вы должны слушаться, а не разсуждать; вамъ приказано прикрывать обозъ, вы и стойте. — Онъ отвернулся отъ него. — Хочется, чтобъ убили. —

— Позвольте пожалуйста, чтожъ вы мн не хотите доставить случая. —

— У васъ есть матушка? — сказалъ кротко капитанъ: — такъ пожалйте ее. — Молодой Князекъ сконфузился. —

— Извольте идти на свое мсто, — строго сказалъ Капитанъ.

Чеченцы насдали сильне и сильне, солдаты бросались на ура, давали залпы картечью, и на минуту пули переставали свистть изъ за кручи; но потомъ опять начинали и еще больше. Храбрый поручикъ (онъ былъ нсколько блденъ) подъхалъ къ капитану.

— Въ моей рот нтъ патроновъ (онъ привралъ); что прикажете? Г[рузинскій] К[нязекъ] проситъ промняться со мной; а впрочемъ можно отбить и въ штыки. —

— Тутъ штыковъ не нужно, надо отступать, а не мшкать; идите къ обозу и пришлите К[нязька].»

Какъ только Князекъ пришелъ, несмотря на запрещеніе капитана онъ закричалъ: «Урра!» и съ ротой побжалъ подъ кручь. Солдаты насилу бжали съ мшками на плечахъ, спотыкались, но бжали и кричали слабымъ голосомъ. — Все скрылось подъ обрывомъ. Черезъ полчаса трескотни, гиканія и крика за обрывомъ вылзъ оттуда старый солдатъ; въ одной рук онъ держалъ ружье, въ другой что-то желто-красное — это была голова Чеченца. Онъ уперся однимъ колномъ на обрывъ, отеръ потъ и набожно перекрестился, потомъ легъ на траву и о мшокъ сталъ вытирать штыкъ. Вслдъ за нимъ два молодые солдата несли кого-то. Г[рузинскій] К[нязекъ] былъ раненъ въ грудь, блденъ какъ платокъ и едва дышалъ. — Побжали за докторомъ. —

Докторъ былъ пьянъ и началъ что-то шутить; рука его такъ тряслась, что онъ попадалъ вмсто раны зондомъ[90] въ носъ.

— Оставьте меня, — сказалъ Князекъ: — я умру. Однако отбили таки, капитанъ. —

— Да, отбили своими боками, — сказалъ развалившись на трав старикъ съ головой. — Молодъ больно, вотъ и поплатился, и нашего брата не мало осталось. — Я лежалъ подл солдата. —

— Жалко, — сказалъ я самъ себ невольно.

— Извстно, — сказалъ солдатъ: — глупъ ужасно, не боится ничего. —

— А ты разв боишься? —

— А не бось не испугаешься, какъ начнутъ сыпать. —

Однако видно было, что солдатъ и не знаетъ, что такое — бояться.