Полное собрание сочинений. Том 3. Произведения 1852–1856

Кто храбръ? Генералъ-ли? Солдатъ-ли? Поручикъ-ли? Или ужъ не Капитанъ-ли? — Когда мы хали съ нимъ къ Н[ачальнику] О[тряда], онъ сказалъ мн:

— Терпть не могу являться и получать благодарности. Какая тутъ благодарность. Ну, будь онъ съ нами, а то нтъ. Говорятъ, ему надо беречься; такъ лучше пускай онъ вовсе не ходитъ, а приказываетъ изъ кабинета. Въ этой войн не нужно генія, а нужно хладнокровіе и смтливость. — Какъ-то, право, досадно.

Въ это время подъхали одинъ за другимъ два А[дъютанта] съ приказаніями. —

— Вотъ шелыганы, вдь тамъ и не видать ихъ, а тутъ сколько набралось, и тоже съ приказаніями. — Жалко Князька, и зачмъ ему было хать служить сюда. Эхъ молодость! —

— Зачмъ же вы служите? — спросилъ я.

— Какъ зачмъ? Куда-же днусь, коли мн не служить? —

* № 6 (II ред.).

Разсказъ волонтера.

<Храбрость есть наука того, чего нужно и чего не нужно бояться. — Платонъ.>

«Я къ вамъ съ новостью», сказалъ мн Капитанъ Хлаповъ, въ шашк и эполетахъ, входя въ низкую дверь моей комнаты.

«Что такое?» спросилъ я.

«Видите, я прямо отъ Полковника», отвчалъ Капитанъ, указывая на свою шашку и эполеты — форму, которую рдко можно видть на Кавказ. — «Завтра на зорьк батальонъ нашъ идетъ въ N., гд назначенъ сборъ войскамъ; и оттуда, наврно, пойдутъ или въ набгъ, или рекогносцировку хотятъ сдлать...... только ужъ что-нибудь да будетъ», заключилъ онъ.

«А мн можно будетъ съ вами идти?» спросилъ я.

«Мой совтъ — лучше неходить. Изъ чего вамъ рисковать?..»

«Нтъ, ужъ позвольте мн не послушаться вашего совта: я цлый мсяцъ жилъ здсь только затмъ, чтобы дождаться случая быть въ дл, и вы хотите, чтобы я пропустилъ его».

«Ну ужъ ежели вы такъ непремнно хотите повоевать, пойдемте съ нами; только, ей Богу, не лучше-ли вамъ оставаться? Мы бы пошли съ Богомъ, а вы бы насъ тутъ подождали; и славно бы», — сказалъ онъ такимъ убдительнымъ голосомъ, что мн въ первую минуту — не знаю почему — показалось, что дйствительно было-бы славно; однако я ршительно сказалъ ему, что ни за что не останусь. —

«И что вамъ тутъ кажется лестнаго», продолжалъ онъ, «вотъ въ 42-омъ год быль тутъ такой-же не служащій какой-то — Каламбаръ-ли, Баламбаръ-ли... ей Богу не помню — изъ Испанцевъ кажется — тоже весь походъ съ нами ходилъ въ рыжемъ пальт въ какомъ-то; ну и ухлопали. Вдь здсь, батюшка, никого не удивите».[91]

«Да я и не хочу никого удивлять», отвчалъ я съ досадой, что Капитанъ такъ дурно понимаетъ меня, «я ужъ не такъ молодъ, чтобы воображать себя героемъ и чтобы это могло забавлять меня...»

«Ну такъ чего-жъ вы тамъ не видали? Хочется вамъ узнать, какъ сраженія бываютъ, прочтите Михайловскаго-Данилевскаго, Генерала Лейтенанта, Описаніе Войны — прекрасная книга — тамъ все подробно описано, и гд какой корпусъ стоялъ — да и не такія сраженія, какъ наши».

«Это меня нисколько не интересуетъ», перебилъ я.

«Такъ что-жъ, вамъ хочется посмотрть, какъ людей убиваютъ?»

«Вотъ имянно это-то мн и хочется видть: какъ это, человкъ, который не иметъ противъ другаго никакой злобы, возьметъ и убьетъ его, и зачмъ?...»

«Затмъ, что долгъ велитъ. A смотрть тутъ, право, нечего. Не дай Богъ этаго видть», прибавилъ онъ съ чувствомъ. —

«Оно такъ: разумется не дай Богъ видть, какъ видлъ, а когда третьяго дня Татарина разстрливали, вы замтили, сколько набралось зрителей. Еще мн хочется видть храбрыхъ людей и узнать, что такое храбрость».[92]

«Храбрость? храбрость?»[93] повторилъ Капитанъ, покачивая головой съ видомъ человка, которому въ первый разъ представляется подобный вопросъ. «Храбрый тотъ, который ничего не боится».

«А мн кажется, что нтъ, что самый храбрый человкъ все-таки чего нибудь да боится. Вдь вы бы могли сказаться больнымъ и нейдти въ этотъ походъ; но вы этаго не сдлаете, потому что боитесь, чтобы про васъ не говорили дурно, или боитесь...»

«Нисколько, Милостивый Государь», прервалъ Капитанъ съ недовольнымъ видомъ, длая рзкое удареніе на каждомъ слог милостиваго государя, — «про меня говорить никто ничего не можетъ, да и мн плевать, что бы ни говорили; а иду я потому, что батальонъ мой идетъ, и я обязанъ есть отъ своего батальона не отставать».

«Ну оставимъ это», продолжалъ я, «возьмемъ, напримръ, лошадь, которая оттого, что боится плети, сломя голову бжитъ подъ кручь, гд она разобьется; разв можно назвать ее храброй?»

«Коли она боится, то ужъ значитъ не храбрая».

«Ну а какъ вы назовете человка, который, боясь общественнаго мннія, изъ однаго тщеславія ршается подвергать себя опасности и убивать другаго человка?»

«Ну ужъ этаго не умю вамъ доказать», отвчалъ мн Капитанъ, видимо, не вникая въ смыслъ моихъ словъ.

«Поэтому-то мн кажется», продолжалъ я, увлекаясь своей мыслью, «что въ каждой опасности всегда есть выборъ; и выборъ, сдланный подъ вліяніемъ благороднаго чувства, называется храбростью, а выборъ, сдланный подъ вліяніемъ низкаго чувства, называется трусостью».