Полное собрание сочинений. Том 3. Рассказы, очерки (1896-1897)

«Задорный тон, резкость выражений журнала постоянно обращали на себя внимание цензуры: о содержании многих книг комитет доносил Главному управлению по делам печати и несколько раз из журнала вырезывались целые статьи. Эти меры имели, однако, мало влияния, доказательством чего служит представленная в комитет 20 ноября вторая книжка журнала.

В отделе беллетристики очерк М. Горького „Бывшие люди“ рисует сочувственными штрихами образы босяков, противопоставляя им сытого купца-негодяя и сына его, молодого интеллигента-кулака» («Красный архив», 1925, т. 2, стр. 254). «Бывшие люди» наряду с «Коноваловым» фигурируют как пример недозволенного направления в литературе в обширном докладе начальника Главного управления по делам печати М. П. Соловьева (см. выше примечания к рассказу «Коновалов»). Однако цензурных изъятий в тексте рассказа не было сделано.

После первой публикации рассказ «Бывшие люди» неоднократно редактировался автором. Незначительной правке текст был подвергнут при подготовке его для ДЧ₁, более тщательному редактированию (в частности заменялись иностранные слова русскими) — при подготовке для ДЧ₂.

В Зн_1–3 текст «Бывших людей» в основном повторяет текст ДЧ₂, а при подготовке Зн₄ Горький вновь вернулся к «Бывшим людям», проявив большое внимание к смысловой ёмкости слова, к его значению в данной образной системе.

Фронтальная правка «Бывших людей» была произведена автором в 1922 г. для К. Каждая страница текста буквально испещрена поправками. Рассказ после редактуры 1922 г. сократился почти на одну треть по сравнению с первопечатным текстом.

Правка 1922 г. отражала художественную позицию зрелого писателя-реалиста. Горький систематически вычеркивает определения, придающие повествованию субъективный оттенок, устраняет лишенные конкретности эпитеты, опускает пространные авторские ремарки. Вместе с тем редактирование направлено на усиление социальной насыщенности образов и положений. Существенные коррективы вносятся в общую характеристику «бывших людей», в ряде случаев уточняются конкретные описания (см. варианты).

Рассказ «Бывшие люди» вызвал обильную критическую литературу. Еще не вышла в свет книжка журнала «Новое слово» с окончанием произведения, а «С.-Петербургские ведомости» уже опубликовали «Критические очерки» Н. Ладожского (В. К. Петерсена). Отмечая способность Горького к большим художественным обобщениям, оценивая «Бывших людей» как «прекрасный очерк», рецензент писал: «…являющиеся перед нами фигуры пострадавшего на жизненном поприще ротмистра Кувалды, учителя, развратного расстриги дьякона, мужика с перерезанным горлом, злого неудачника Объедка дышат <…> творческой правдой <…> Заключительная сцена в харчевне Вавилова полна той самой творческой правды, которая всегда сто́ит много больше, чем сухая и случайная правда этнографическая» («С.-Петербургские ведомости», 1897, № 316, 18 ноября).

В статье «О Максиме Горьком и его героях» Н. К. Михайловский коснулся «Бывших людей» в связи с проблемой отношения Горького к мужику. Михайловский признал за писателем широту в постановке и решении этой сложной проблемы. Так, с одной стороны, Тяпа́, ненавидя мужиков, изгоняет их из ночлежки, с другой — он же советует учителю ехать в деревню («Русское богатство», 1898, № 9, отд. II, стр. 61, 64). Первый эпизод понят критиком прямолинейно: у Тяпы́ нет ненависти к деревне — он любит ее, тоскует по ней, избегая лишь всего, что может «разбередить душу». Но важен конечный вывод Михайловского. Он пишет, что искания Горького лежат «где-то в стороне от грубого противопоставления деревни и города» (там же, стр. 64).

Касаясь положительных идеалов Горького, Михайловский утверждал в статье «Еще о г. Максиме Горьком и его героях», будто выразителем их в «Бывших людях» является Кувалда: «Недаром Аристид Кувалда говорит, что он должен „смарать в себе все чувства и мысли“, воспитанные прежнею жизнью, и что „нам нужно что-то другое, другие воззрения на жизнь, другие чувства, нужно что-то такое новое“. Эти люди стоят на точке „переоценки всех ценностей“ и jenseits von gut und böse[4], как сказал бы Ницше» («Русское богатство», 1898, № 10, отд. II, стр. 64). Упрекая Горького в отрыве от народничества, Михайловский усматривал в его программе нигилистическое отрицание всех нравственных норм и общественных идеалов и отождествлял жизненную позицию героев-босяков с мировоззрением самого писателя.

Другие народнические критики, например Ю. Александрович (А. Н. Потеряхин), говоря об отношении Горького к деревне, игнорировали объективность Михайловского. Ненависть Тяпы́ к мужикам Ю. Александрович возводил в абсолют, приписывая Горькому нетерпимое отношение к крестьянству, которое он якобы принес в «жертву ничтожному божку пролетариата» (Ю.ч. После Чехова, т. II. Нигилизм-модерн и наши моралисты, М., б. г., стр. 205).