По поводу непознаваемости априорных форм скажу следующее. Речь шла о познаваемости в Кантовском смысле, т.е. психологическим (по сути) путем, путём гуманитарных наук (см. предыдущее). На этой психологичности не делался акцент только потому, что его не делал Кант, ибо он другого пути и не видел. Я же вижу. Да, какую программу не изобрети, никогда вы не узнаете, из какого материала сделан корпус того же процессора (читай, как физиологически устроен наш мозг, и как он работает), но можно же создать этакую муху с чудо-камерой, создать для нее программу, и пусть она исследует, что там: пластмасса или керамика. Но это уже уровень не программы (психологии), а уровень железа (физики). Вот физика (плюс биология, химия и проч.) может познать априорные формы, но никак не психология. Конечно, это совсем иной подход и совсем иные методы, но нам-то что? Познать можно, правда как хотел Кант – это непознаваемо; на одном чистом разуме далеко не уедешь, но если познавать не имманентно (психологию психологией), а трансцендентно (психологию физикой), тогда из нашего познания действительно может выйти толк. Психология вообще не точная наука, её область – субъективный мир образов, иллюзорный мир, ну или объективный мир социума; она и не собирается докапываться до химических реакций на стыках нейронов. Но ведь там основа, там точность, и если мы хотим знать абсолютную истину – извольте искромсать нейрон. Психологический же подход такого не позволяет, а вот естественнонаучный… Так что мир познаваем, как и раньше. Аминь?
Детерминизм
Доказательству детерминизма мы посвятили достаточно много и времени, и места. Но то было доказательство «от-объективного», сейчас же мы будем говорить «от-субъективного». Хотя, конечно, это скорее не доказательство, а рассусоливание и без того понятных всякому здравомыслящему человеку вещей. Однако, не каждый человек – здравомыслящий; некоторые, пока им не разжуешь и в рот не положишь, так ничего и не съедят. И т.к. непосредственно к доказательству моего гносеологического оптимизма это отношения не имеет, то рассматриваться сие будет именно в дополнениях.
Я много раз слышал такое «опровержение» детерминизма: «Но я же: захочу – махну рукой, захочу – не махну, и что же получается, если мне положено махнуть, а я не захочу махать, то я всё равно махну, хоть я эту руку держи?» Т.е., я-то свободен в своем выборе; свободен, а значит, детерминизма нет. Глупость. Не стоит путать детерминизм с бабулькиным пониманием судьбы. Это относительно судьбы ещё можно сказать, что, например, если мне положено умереть в такой-то день, то хотя я и свободен в выборе, буду ли я сидеть дома, на работе или шататься по улице, но умру я всё равно, ибо судьба. Но такое понимание и судьбы, и (тем более) детерминизма в корне неверно. Ты махнул рукой, потому что не мог не махнуть, и подумал ты о том, что хочешь махнуть, потому что не мог этого не подумать, и, в конце концов, то, что ты этим опровергаешь детерминизм – иного ты мыслить не можешь. Мышление, как часть действительности, точно так же детерминировано, как и всё остальное. И ты думаешь так, а не иначе, не потому что ты хочешь думать так, а потому что не так думать невозможно. Свобода мнения есть иллюзия. Беспочвенное заявление? Отнюдь. Читайте «Человек как он есть» (раздел «Сознание»), там всё очень подробно расписано. Здесь же я не буду останавливаться на этом.
Ну да бог с ним, с мышлением. Давайте поговорим на более общие темы, т.е. о свободе. Я заявляю – свобода есть иллюзия. Не думайте, что это так уж удивительно. Человек вообще живет в мире иллюзий. Что такое цвет? Одно из качеств предмета? Предмет бесцветен. Цвет – это электрическая волна, и то, что стол коричневый – иллюзия. Он бесцветный, а вот волны, отражающиеся от него… Но разве мы говорим о волнах? Мы говорим о предметах. И это сейчас данная иллюзия открыта, а ещё несколько веков назад? Тогда и ежу было понятно, что предметы обладают цветом. Вот вам и иллюзия. То же звук, вкус, запах… Это всё нам только кажется. И хотя объективные причины этих «кажимостей» и существуют, они всё же далеко не есть свои следствия. Точно так же можно сказать и о свободе. Она кажется, в природе же никакой свободы нет.