Мне лучше, и я надеюсь приехать к вам прежде, чем вы приедете ко мне. Что-то будет? До сих [пор] из явного хорошего мне уже видно и особенно радостно проявление той любви к вам многих, к[отор]ая сознается и выражается теперь. До свиданья, если б[ог] даст, милый друг.
Л. Т.
Дата определяется по письму Черткова от 11 марта 1909 г., на которое отвечает Толстой.
1
При письме от 11 марта Чертков прислал Толстому письмо его матери Е. И. Чертковой, хлопотавшей за отмену высылки В. Г. Черткова из Тульской губ.2
С. А. Толстая, узнав о высылке Черткова, в тот же день, 6 марта, написала протест против этой высылки в виде открытого письма в газеты. В этом письме она писала, что, преследуя друзей и помощников Толстого, администрация преследует самого Толстого. «Эта высылка, — писала С. А. Толстая, — есть мелочная злоба на старца, прославившего во всем мире своим именем Россию». Письмо С. А. Толстой появилось в газете «Русские ведомости» 1909 г., № 57 от 11 марта, и было напечатано в других газетах; переведено на французский язык И. Д. Гальпериным-Каминским и опубликовано во французских газетах.3
Возможно, что подразумевается письмо Сергея Ковальчука из Подольской губ. от 19 февраля 1909 г., в котором он писал Толстому о приходящих ему мыслях покончить самоубийством и просил прислать книг.4
Зороастр (660—583 гг. до н. э.) — основатель древней персидской религии маздеизма, господствовавшей в Иране до VII в.5
Толстой ошибся: фамилия писателя, о котором идет речь, не Петавик, а Петавел (J. W. Petawel). Копия письма Черткова к Петавелу не сохранилась.6
Письмо Черткова от 10 марта тульскому губернатору по поводу своей высылки.* 822.
Обновляю ваш блокнот письмом к вам, милый друг В[ладимир] Г[ригорьевич]. Вы, верно, сами знаете, как вы мне недостаете, самому для меня важному и нужному
И распутица, и большая, чем обыкновенно, слабость, мешают мне съездить к Гале. Димочка б[ыл] нынче здесь и не зашел ко мне, вероятно не желая мне мешать, но я попрекну его за это через Гусева, к[оторый] сейчас идет к вам. Я пишу письма2
и копаюсь с моей статьей.3 Надеюсь, что не ошибаюсь, занимаясь тем, чем занимаюсь, п[отому] ч[то] единственный мотив как-нибудь не совсем бесполезно употребить остающиеся силы. Пожалуйста, не пишите мне, если не оч[ень] хочется, а если захочется и напишете, то буду оч[ень] рад сердцем почувствовать вас, опять самого настоящегоВчера и нынче получил оч[ень] хорошие письма. — Такая радость, что с столь многими, чуждыми по внешности, людьми, живешь одним и тем же и так близок.
Таня сгорает желанием ехать в Петербург по вашему делу5
и рада, ч[то] вы этому сочувствовали. Я не думаю, чтоб это б[ыло] нужно, и так же, как и вы, думаю, ч[то] вы вернетесь, и так же, как и вы, тем более боюсь разочарованья.Передайте мой не только почтительный, но и любящий привет Л[изавете] И[вановне]. Как бы мне хотелось, чтобы она не не любила меня.
На душе у меня по утрам бывает оч[ень] хорошо. Вечерами: сплю наяву. Ну прощайте.
Лев Толстой.
Отрывки опубликованы: «Толстой и Чертков», стр. 377. Дата определяется записью в ЯЗ от 3 апреля 1909 г.: «Лев Николаевич... приглашал Диму Черткова посещать его, о чем писал сегодня и его отцу».
1
В. Г. Чертков уехал из Телятинок в Петербург к своей матери 31 марта.2
Толстой написал письма 2 апреля: H. Н. Врангелю, И. И. Горбунову-ІІосадову, Н. О. Эйнгорну, В. Ф. Краснову, П. И. Бирюкову, М. А. Ефремову; 3 апреля В. Р. Гречанову, Е. Е. Розенталь и М. М. Цебегею. См. т. 79.3
С 24 марта 1909 г. Толстой занимался статьей, первоначально названной «Необходимость революции сознания». В процессе работы он неоднократно менял заглавие: «Человечество вырастает из пеленок», «Новая жизнь», «Неизбежность революции сознания», «Необходимость изменения сознания», «Неизбежная революция сознания», «Революция неизбежна», «Революция необходима», «Неизбежный шаг» и, наконец, 19 мая окончательно дал ей заглавие «Неизбежный переворот». См. т. 37.4
Чертков отвечал Толстому письмом из Петербурга от 8 апреля. См. записи Толстого в Дневнике под 3 апреля 1909 г. (т. 57, стр. 45 и 79).5
См. прим. 1 к письму № 827.* 823.
Хочется вам написать, милый друг, о своей внутренней, духовной жизни, к[отор]ая, благодарю бога, не оставляет меня. Хочу написать, ч[то] я пережил последние дни и что, оч[ень] вероятно, покажется многим совсем ничтожным, давно известным, старым, но про вас знаю, ч[то] вы поймете то, что я испытал, если и не так, как я испытал, то все-таки, любя то же, что и я, поймете, что меня радует и волнует. А это вот что. Дня четыре тому назад, ночью, когда я лучше всего думаю, я стал думать кое о чем тяжелом, и вдруг мне ясно стало, что то, что тяжело, может быть тяжело для Толстого, но для меня нет и не может быть ничего тяжелого, трудного, для меня, для моего настоящего