Олимпіада Палеологъ была одною изъ тхъ женъ, любимыхъ Небомъ, которыя видимо приводятъ благословеніе Божіе на душу ими любимаго. Чистая правильная красота была только свтлою тнью свтлаго, внутренняго существа ея. Со всею теплотою полнаго, не засыпающаго сердца, раздляла она съ мужемъ опредленныя заботы дня, и произвольныя мысли отдыха, и далекія надежды будущаго, и едва замтныя сердечныя думы, — и все въ его жизни, въ сердц и въ мысляхъ, получало новый, заманчивый видъ отъ ея гармоническаго прикосновенія. Неистощимая глубина ихъ душевнаго согласія могла только сравниться съ глубокою синевою теплаго неба надъ ихъ тихимъ островомъ.
Общими силами, общими радостными заботами, занимались они воспитаніемъ своего маленькаго Александра, — и это чувство наполняло въ ихъ сердц тоже отдленное мсто, на которомъ лежала и мысль о будущемъ избавленіи ихъ народа.
Двочка, которая у нихъ воспитывалась, была дочь фанаріота Наттарры, искренняго друга Палеолога и погибшаго въ Константинопол насильственною смертію, вмст со всмъ своимъ семействомъ. Маленькая Елена, спасенная человколюбіемъ варваровъ, въ маленькой колыбели, забрызганной кровью ея родныхъ, тайно перенесена была въ другой городъ къ одной бдной христіанк. Скоро потомъ какой-то монахъ, зная прежнюю связь ея отца съ Палеологомъ, въ одну темную ночь, поставилъ люльку въ узкую лодочку и съ тихою молитвою надъ прекраснымъ младенцемъ, по спокойному морю между мелей и камней, привезъ ее спящую на островъ Св. Георгія. —
Но на Запад долго еще не ршался вопросъ о судьб взволнованнаго народа. Поколеблетъ ли онъ другія царства, или сгоритъ въ собственномъ огн? Чмъ кончится этотъ взрывъ? Чего надяться? Чего бояться?
И для чего Провидніе послало или, по крайней мр, допустило это страшное явленіе? Какая польза произойдетъ изъ него для человчества? Или даромъ пролито столько крови, легло столько жертвъ, и между жертвами столько чистыхъ?
Изъ броженія безпорядка выйдетъ ли лучшій порядокъ? Изъ дорогихъ опытовъ устройствъ и законовъ родится ли лучшее устройство, лучшіе законы? Или все это волненіе окончится одною горячею страницею въ исторіи, однимъ холоднымъ урокомъ для человчества?
Или, можетъ быть, эта кровь, эти жертвы — только страшное наказаніе просвщенному человчеству за ложь въ его просвщеніи, — очистительное наказаніе человку за разслабленіе его сердечныхъ силъ, за вялость и ограниченность его стремленій, за притворство въ вр, за корыстное искаженіе святыни, за несочувствіе къ угнетеннымъ, за презрніе правъ безсильныхъ, за легкомысліе, за коварство, за изнженность, за забытіе меньшей братіи Сына Человческаго, за оскудніе любви?...
Отдыхая на дерновой скамейк, въ тни лавровой рощи, однажды Палеологъ, въ минуту душевнаго волненія, говорилъ жен своей: „За твою чистую душу, другъ мой сердечный, посылаетъ намъ Небо то небывалое счастіе, которое другіе знаютъ только во сн. Когда твоя стройная рука меня обнимаетъ, и я гляжу въ твои глубокіе, блестящіе глаза, тогда мн кажется, что внутри моего сердца раскрывается другое зрніе, и я вижу насквозь все безтлесное существо твое, и вижу еще тмъ же чувствомъ сердца, какъ будто вокругъ насъ струится что-то прекрасное, что-то охранительное, родное и непонятное. Какъ будто небо въ эту минуту раскрывается надъ нами. А съ нкотораго времени еще новая радость прибавилась къ моему счастью. Одна мысль тревожила меня за маленькую Елену, когда ее привезли къ намъ. Я зналъ всегда, что ты будешь любить ее, что со всею заботливостью матери ты окружишь ея дтство самыми нжными попеченіями; но я боялся, чтобы любовь къ нашему сыну не увлекла тебя невольно хотя къ какому-нибудь различію въ чувствахъ къ двумъ дтямъ. И мн грустно было предвидть послдствія этого для маленькой сироты, зная, какъ прозорливо несчастіе и, еще больше, какъ оно подозрительно. Но теперь я спокоенъ совершенно. Я снова убдился, что для тебя чувство добродтели то-же, что чувство природы. Я вижу ясно, какъ ты внутри сердца не раздляешь обоихъ дтей, какъ ты равно и полно любишь ихъ одною материнскою любовью. Трудно выразить, какое сладкое ощущеніе даетъ мн эта увренность. Часто я думаю, что если изъ-за могилы можно видть нашу землю, то врно съ благодарностію, врно съ радостными благословеньями молится за тебя ея бдный отецъ”.