Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Благодарю тебя, любезный Погодинъ, за твое письмо. Ты хочешь, чтобы я подробно высказалъ мое мнніе о твоей персон, и потому надобно распространиться. Прежде всего однако надобно поблагодарить тебя за довренность въ мою правдивость, довренность, которая, впрочемъ, больше теб комплиментъ, нежели мн. Но скажи, пожалуйста: что за мысль исповдываться другъ другу на письм, тогда какъ мы два дня назадъ могли говорить другъ другу тоже и полне, и свободне. Какъ ни коротко знакомъ съ человкомъ, но все легче сказать ему правду въ глаза, нежели написать ее заочно. Или можетъ быть ты думаешь, что я стану тебя хвалить; въ послднемъ случа ты очень ошибся. Все хорошее, что есть въ теб, такъ испорчено, задавлено дурнымъ или лучше сказать незрлымъ, неразвитымъ, дикимъ началомъ твоего существа, что нельзя довольно повторять теб о твоихъ недостаткахъ. Несвязность, необдуманность, взбалмошность, соединенная съ очень добрымъ сердцемъ, съ умомъ, очень часто одностороннимъ, вотъ ты, и какъ литераторъ и какъ человкъ. Одно можетъ тебя исправить: искать и найти кругъ людей, которыхъ бы мнніемъ ты дорожилъ какъ святынею, ибо нельзя довольно убдиться въ томъ, что человкъ образуется только человкомъ. Если же ты останешься теперешнимъ человкомъ, то конечно сдлаешь много хорошаго, можетъ быть иное рыцарски-прекрасное; но наврное сдлаешь много и такого, что просто называется нечистымъ поступкомъ. Бойся этого! И не обидься грубостью моей искренности. Ты думаешь, что сдлалъ все, когда оправдалъ свой поступокъ чистотою намреній, но это важная смертельная ошибка. Кром совстнаго суда, для нашихъ длъ есть еще другая инстанція, гд предсдательствуетъ мнніе. Имъ ты и не дорожишь, ибо слишкомъ много вришь въ собственное. Но это мнніе, не забудь, его зовутъ — честь. Можно быть правымъ въ одной инстанціи, а виноватымъ въ другой. Но для истиннаго достоинства, для красоты, для счастья, для уважительности человка, необходимо, чтобы каждый поступокъ удовлетворялъ и тому, и другому судилищу. Это возможно, ибо оно должно. Вотъ одно правило, которое я всегда почиталъ истиннымъ, въ которое врю еще и теперь, ибо понимаю его ясно и необходимо; вотъ оно: если сегодня я страдаю невинно, то врно вчера я былъ виноватъ въ томъ же безнаказанно и способенъ былъ сдлаться виновнымъ завтра, а наказаніе только предупредило, вылчило меня напередъ, какъ горькое кушанье, исправляя желудокъ, предупреждаетъ его близкое разстройство. Ибо Провидніе несправедливо быть не можетъ, а способность къ дурному или хорошему для него равнозначительна съ дйствительнымъ поступкомъ. Ибо время, которое раздляетъ смя отъ плода, для него прозрачное зеркало, воздухъ. Вотъ отчего, если хочешь узнать себя, то разбери свою судьбу, и перемни ее въ желанную, внутреннимъ переобразованіемъ самого себя. Но повторяю, только люди могутъ воспитать человка! Ищи ихъ, и знай, что каждый шагъ, сближающій тебя съ недостойнымъ, тебя отдаляетъ отъ достойныхъ. О сочиненіи твоемъ я не говорилъ и не скажу никому. Пушкину очень понравился твой Иванъ[26]*) и онъ общалъ писать и послать теб кое-что. Вс здшніе теб кланяются. Жуковскій благодаритъ за память. Кстати покуда ты не узналъ всхъ утонченностей того чувства, которое называютъ приличіемъ, то изъ тебя никогда не будетъ проку. Не хорошо бы кончить такъ, но бумаги нтъ.

3.

П. В. КИРЪЕВСКОМУ[27].

(Берлинъ). 16—21 Марта 1830.