Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

До сихъ поръ я еще, кром Гуфланда, не познакомился здсь ни съ однимъ профессоромъ, хотя сдлалъ нсколько знакомствъ интересныхъ. Надняхъ, однако, отправлюсь къ Гегелю, Гансу, Шлейермахеру. Такъ какъ я не имю къ нимъ писемъ, и черты моего лица будутъ единственнымъ рекомендательнымъ письмомъ, то я и не знаю еще, какъ я буду принятъ и удадутся ли мн нкоторые планы на нихъ, исполненіе которыхъ могло бы сдлать мое путешествіе не напраснымъ. При свиданіи разскажу подробне, но до сихъ поръ считаю, какъ говорятъ, безъ хозяина. Изо всхъ, съ кмъ я здсь познакомился, самый интересный — это майоръ Радовицъ, къ которому я имлъ письмо отъ Жуковскаго. Мудрено встртить больше оригинальности съ такимъ здравомысліемъ. — Изъ любопытныхъ вещей, виднныхъ мною, первое мсто занимаетъ здшняя картинная галлерея. Слишкомъ длинно было бы разсказывать вс особенности впечатлній, которыя я вынесъ оттуда. Скажу только, что здсь въ первый разъ видлъ я одну Мадонну Рафаеля, которая мн крпко понравилась, или, лучше сказать, посердечилась. Я видлъ прежде около 10 Мадоннъ Рафаеля, и на вс смотрлъ холодно. Я не могъ понять, какое чувство соотвтствуетъ этому лицу. Это не царица; не богиня; святая, — но это святое понимается не благоговніемъ; прекрасная, — но не производитъ ни удивленія, ни сладострастія; не поражаетъ, не плняетъ. Съ какимъ же чувствомъ надобно смотрть на нее, чтобы понять ея красоту и господствующее расположеніе духа ея творца? Вотъ вопросъ, который оставался для меня неразршеннымъ, покуда я увидлъ одну изъ здшнихъ Мадоннъ. Эта Мадонна объяснила мн, что понять ея красоту можно только однимъ чувствомъ: чувствомъ братской любви. Движенія, которыя она возбуждаетъ въ душ, однородны съ тми, которыя раждаются во мн при мысляхъ объ сестр. Не любовью, не удивленіемъ, а только братской нжностью можно понять чистую прелесть ея простоты и величіе ея нжной невинности. То, чт`o я говорю теперь, такъ истинно, и я чувствовалъ это такъ ясно, что чмъ больше я всматривался въ Мадонну, тмъ живе являлся передо мной образъ Машки, и наконецъ такъ завладлъ мною, что я изъ за него почти не понималъ другихъ картинъ, и на Рубенса и Вандика смотрлъ какъ на обои, покуда наконецъ распятіе Іисуса X., какого-то стариннаго живописца Нмецкой школы, разбудило меня. Это была первая картина, которую сердце поняло безъ посредства воображенія. Это лучшая проповдь, какую я когда либо читалъ, и я не знаю, какое невріе устоитъ предъ нею, по крайней мр на время созерцанія. Никогда не понималъ я такъ ясно и живо величіе и прелесть Іисуса, какъ въ этомъ простомъ изображеніи тхъ чувствъ, которыя его распятіе произвело на свидтелей его страданій, на его мать, на сестру Лазаря, Марію, и на Іосифа. Такія чувства, такія слезы могутъ быть принесены въ жертву только человку-Богу. Видлъ ли ты, и сколько разъ, твою Мюнхенскую Галлерею, которая, какъ говорятъ, одна изъ замчательнйшихъ въ Европ? Не можешь ли ты прислать что нибудь изъ твоего путешествія и Мюнхенской жизни для Погодина или для Дельвига, который издаетъ Литер. газету вмст съ Пушкинымъ, Баратынскимъ и Вяземскимъ? Оба велли тебя просить объ этомъ. Я также общалъ обоимъ; но мои наблюденія до сихъ поръ были такъ индивидуальны, какъ говорятъ Нмцы, что могутъ быть интересны только для близкихъ мн, кому я самъ интересенъ. Обще-любопытнаго я видлъ еще немного, а то, что видлъ, стоитъ большаго труда обдлать въ хорошую журнальную статью, а для журнальнаго труда мн до сихъ поръ не было времени. Поработай за меня. Прощай, милый, крпко и твердо любимый братъ! Всею силою души прижимаю тебя къ сердцу, котораго лучшая половина твоя. И. Киревскій.

Начато 16-го, окончено 21-го Марта н. с.

4.

М. В. КИРЕВСКОЙ[28].

(Августъ 1830).