Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Вчера я писалъ къ теб, другъ Кошелевъ, потому что была оказія, и писалъ наспхъ; сегодня пишу безъ оказіи, только потому, что хочется потолковать съ тобой, и даже не знаю, застанетъ ли тебя письмо мое въ Ильинскомъ. Но все равно! Гд нибудь, когда нибудь ты его получишь; а если нтъ — не бда: я пишу такъ, не имя ничего сказать теб, хотя имю охоту говорить обо многомъ. Я сейчасъ изъ подъ д'yши, которую наконецъ добылъ; вечеръ славный: и свжо и тепло вмст; я сижу подъ окномъ; на окн чай, который я пью, какъ пьяница, понемногу, съ наслажденіемъ, съ сладострастіемъ; въ одной рук трубка, въ другой перо, — и я пишу, какъ пью чай, съ роздыхомъ, съ Турецкою нгою лни: хорошо и мягко жить на эту минуту! Какая-то музыка въ душ, безпричинная, Эолова музыка, не связанная ни съ какою мыслію. Зачмъ неспособенъ я врить! Я бы думалъ тогда, что это безпричинное чувство въ душ моей — чье нибудь вліяніе, что эта сердечная музыка не мое расположеніе духа, а отголосокъ, сочувствіе, физическое ощущеніе чужой мысли; но я этаго не думаю, потому что не врю такимъ чудесамъ; и еще по многимъ другимъ причинамъ. Странно: это чувство, покуда я говорилъ объ немъ, прошло. Видно я убилъ его словомъ, либо неловко зацпилъ какою нибудь несоотвтственною мыслію. Но все равно: давай пользоваться вечеромъ и чаемъ, и толковать, какъ бы мы были вмст. Вотъ теб отчетъ въ моихъ занятіяхъ съ тхъ поръ, какъ ты ухалъ. Не стану говорить объ нкоторыхъ хлопотахъ, объ безсмысленныхъ движеніяхъ ума, и тла, и языка, которыя дробили мое время и крошили мысли; объ нихъ говорить и вспоминать, значитъ продолжать ихъ силу. Но въ остальныя минуты, когда могъ быть самъ съ собою, я былъ въ одномъ изъ двухъ положеній: либо отдавалъ свою голову на произволъ судьбы (и это слишкомъ часто) и тогда строилъ себ на воздух разнаго рода Италіи; либо былъ господинъ своимъ мыслямъ, и тогда думалъ и писалъ объ воспитаніи женщинъ, — предметъ, который не знаю какъ ограничить, такъ онъ много захватываетъ другихъ предметовъ. Чтобы показать, что воспитаніе женщинъ не соотвтствуетъ потребностямъ времени и просвщенія, надобно показать характеръ времени и просвщенія, отдлить отъ существеннаго случайное, выказать мысль изъ подъ событій, привести къ одному итогу раздробленныя цифры, и это все изложить языкомъ общимъ, равно признаннымъ въ гостиныхъ и въ школахъ; изложить въ формахъ самыхъ простыхъ, чтобы женщина могла понять ихъ, и несмотря на эту ясность, изложить такъ, чтобы цензура не имла къ чему придраться, несмотря на подпись моего имени, — вотъ задача, которую исполнить такъ трудно, что эта одна трудность можетъ расшевелить къ работ, какъ къ пистолетной стрльб. Но этаго мало. Представивъ время, изобразивъ сердце человческое, какъ оно создано просвщеніемъ и нравственнымъ порядкомъ вещей, надобно показать еще, какое изо всего этого слдуетъ отношеніе между мужчиною и женщиною. Для этаго необходимо представить вообще исторію этихъ отношеній, отъ начала исторіи до нашихъ временъ, и показать, въ какой соотвтственности былъ всегда нравственный порядокъ вещей съ судьбою женщинъ; потомъ открыть общій законъ этой соотвтственности; потомъ, проведя его и умозрительно, и фактически черезъ вс моменты просвщенія, показать его примненіе къ настоящему; этотъ результатъ вывести столько же умозрительно, сколько жизненно; наконецъ для всхъ требованій, для всей системы найти, создать одно слово, имя, которое бы отдляло ее отъ всхъ другихъ системъ, чтобы въ ум читателей не смшивались отрывки изъ одной мысли съ отрывками изъ другой мысли несоотвтственной; чтобы вс слова мои не приписали ни безсмысленному требованію Сенсимонической эмансипаціи, ни плоскому повторенію понятій запоздалыхъ; и надобно все это сработать къ Сентябрю, и если удастся, буду молодецъ!

7-е Іюля. Я долженъ былъ перервать мое письмо вчера потому, что у меня догорли свчи, и мой человкъ уже отправился спать. Я вчера простился съ Трубецкимъ, который детъ сегодня. Скарятину Влад. я до сихъ поръ не могъ доставить твоего письма потому, что онъ изволитъ забавляться на охот и до сихъ поръ не возвращался домой. Вотъ теб записку Чаадаева, на которую я отвчалъ: не знаю, и общалъ спросить у тебя. Прощай. Твой И. К.

9.

А. А. ЕЛАГИНУ.[33]

(Мартъ 1834 г.).