Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Старе всхъ другихъ литературныхъ журналовъ осталась теперь Библіотека для Чтенія. Господствующій характеръ ея есть совершенное отсутствіе всякаго опредленнаго образа мыслей. Она хвалитъ нынче то, что вчера порицала; выставляетъ нынче одно мнніе и нынче же проповдуетъ другое; для того же предмета иметъ нсколько противоположныхъ взглядовъ; не выражаетъ никакихъ особенныхъ правилъ, никакихъ теорій, никакой системы, никакого направленія, никакой краски, никакого убжденія, никакой опредленной основы для своихъ сужденій; и, не смотря на то, однако, постоянно произноситъ свое сужденіе обо всемъ, что является въ литератур или наукахъ. Это длаетъ она такъ, что для каждаго особеннаго явленія сочиняетъ особливые законы, изъ которыхъ случайно исходитъ ея порицательный или одобрительный приговоръ и падаетъ — на счастливаго. По этой причин дйствіе, которое производитъ всякое выраженіе ея мннія, похоже на то, какъ бы она совсмъ не произносила никакого мннія. Читатель понимаетъ мысль судьи отдльно, а предметъ, къ которому относится сужденіе, также отдльно ложится въ ум его: ибо онъ чувствуетъ, что между мыслію и предметомъ нтъ другаго отношенія, кром того, что они встртились случайно и на короткое время, и опять встртившись не узнаютъ другъ друга.

Само собою разумется, что это особеннаго рода безпристрастіе лишаетъ Библіотеку для Чтенія всякой возможности имть вліяніе на литературу, какъ журналъ, но не мшаетъ ей дйствовать, какъ сборникъ статей, часто весьма любопытныхъ. Въ редактор ея замтно, кром необыкновенной, многосторонней и часто удивительной учености, еще особый, рдкій и драгоцнный даръ: представлять самые трудные вопросы наукъ въ самомъ ясномъ и для всхъ понятномъ вид, и оживлять это представленіе своими, всегда оригинальными, часто остроумными замчаніями. Одно это качество могло бы сдлать славу всякаго періодическаго изданія, не только у насъ, но даже и въ чужихъ краяхъ.

Но самая живая часть Б. д. Ч. заключается въ библіографіи. Ея рецензіи исполнены остроумія, веселости и оригинальности. Нельзя не смяться, читая ихъ. Намъ случалось видть авторовъ, которыхъ творенія были разобраны, и которые сами не могли удержаться отъ добродушнаго смха, читая приговоры своимъ сочиненіямъ. Ибо въ сужденіяхъ Библіотеки замтно такое совершенное отсутствіе всякаго серьезнаго мннія, что самыя по наружности злыя нападенія ея получаютъ отъ того характеръ фантастически невинный, такъ сказать, добродушно сердитый. Ясно, что она смется не потому, чтобы предметъ былъ въ самомъ дл смшонъ, а только потому, что ей хочется посмяться. Она переиначиваетъ слова автора по своему намренію, соединяетъ раздленныя смысломъ, раздляетъ соединенныя, вставляетъ, или выпускаетъ цлыя рчи, чтобы измнить значеніе другихъ, иногда сочиняетъ фразы совсмъ небывалыя въ книг, изъ которой выписываетъ, и сама смется надъ своимъ сочиненіемъ. Читатель видитъ это, и смется вмст съ нею, потому что ея шутки почти всегда остроумны и веселы, потому что он невинны, потому что он не стсняются никакимъ серьезнымъ мнніемъ, и потому, наконецъ, что журналъ, шутя передъ нимъ, не объявляетъ притязанія ни на какой другой успхъ, кром чести: разсмшить и забавить публику.

Между тмъ, хотя мы съ большимъ удовольствіемъ просматриваемъ иногда эти рецензіи, хотя мы знаемъ, что шутливость эта составляетъ, вроятно, главнйшую причину успха журнала, однако, когда размыслимъ, какою дорогою цною покупается этотъ успхъ, какъ иногда, за удовольствіе позабавить, продается врность слова, довренность читателя, уваженіе къ истин, и т. п., — тогда невольно приходитъ намъ въ мысли: что, если бы съ такими блестящими качествами, съ такимъ остроуміемъ, съ такою ученостію, съ такою многосторонностію ума, съ такою оригинальностію слова соединялись еще другія достоинства, напримръ, возвышенная мысль, твердое и не измняющее себ убжденіе, или хотя безпристрастіе, или хотя наружный видь его? — Какое дйствіе могла бы тогда имть Б. д. Ч., не говорю на литературу нашу, но на всю совокупность нашей образованности? Какъ легко могла бы она посредствомъ своихъ рдкихъ качествъ овладть умами читателей, развить свое убжденіе сильно, распространить его широко, привлечь сочувствіе большинства, сдлаться судьею мнній, можетъ быть, проникнуть изъ литературы въ самую жизнь, связать ея различныя явленія въ одну мысль и, господствуя такимъ образомъ надъ умами, составить крпко сомкнутое и сильно развитое мнніе, могущее быть полезнымъ двигателемъ нашей образованности? Конечно, тогда она была бы мене забавною.