Спорить съ такимъ мнніемъ, очевидно, нельзя. Пусть утшаются они полнотою своего знанія, гордятся истиною своего направленія, хвалятся плодами своей вншней дятельности, любуются стройностію своей внутренней жизни. Мы не нарушимъ ихъ счастливаго очарованія; они заслужили свое блаженное довольство мудрою умренностію своихъ умственныхъ и сердечныхъ требованій. Мы соглашаемся, что не въ силахъ переубдить ихъ, ибо мнніе ихъ крпко сочувствіемъ большинства, и думаемъ, что разв только со временемъ можетъ оно поколебаться силою собственнаго развитія. Но до тхъ поръ не будемъ надяться, чтобы эти поклонники Европейскаго совершенства постигли то глубокое значеніе, которое скрывается въ нашей образованности.
Ибо дв образованности, два раскрытія умственныхъ силъ въ человк и народахъ, представляетъ намъ безпристрастное умозрніе, исторія всхъ вковъ и даже ежедневный опытъ. Одна образованность есть внутреннее устроеніе духа силою извщающейся въ немъ истины; другая — формальное развитіе разума и вншнихъ познаній. Первая зависитъ отъ того начала, которому покоряется человкъ, и можетъ сообщаться непосредственно; вторая есть плодъ медленной и трудной работы. Первая даетъ смыслъ и значеніе второй, но вторая даетъ ей содержаніе и полноту. Для первой нтъ измняющагося развитія, есть только прямое признаніе, сохраненіе и распространеніе въ подчиненныхъ сферахъ человческаго духа; вторая, бывъ плодомъ вковыхъ, постепенныхъ усилій, опытовъ, неудачъ, успховъ, наблюденій, изобртеній и всей преемственно богатящейся умственной собственности человческаго рода, не можетъ быть создана мгновенно, ни отгадана самымъ геніальнымъ вдохновеніемъ, но должна слагаться мало по малу изъ совокупныхъ усилій всхъ частныхъ разумній. Впрочемъ очевидно, что первая только иметъ существенное значеніе для жизни, влагая въ нее тотъ или другой смыслъ; ибо изъ ея источника истекаютъ коренныя убжденія человка и народовъ; она опредляетъ порядокъ ихъ внутренняго и направленіе вншняго бытія, характеръ ихъ частныхъ, семейныхъ и общественныхъ отношеній, является начальною пружиною ихъ мышленія, господствующимъ звукомъ ихъ душевныхъ движеній, краскою языка, причиною сознательныхъ предпочтеній и безсознательныхъ пристрастій, основою нравовъ и обычаевъ, смысломъ ихъ исторіи.
Покоряясь направленію этой высшей образованности и дополняя ее своимъ содержаніемъ, вторая образованность устрояетъ развитіе наружной стороны мысли и вншнихъ улучшеній жизни, сама не заключая въ себ никакой понудительной силы къ тому или къ другому направленію. Ибо, по сущности своей и въ отдленности отъ постороннихъ вліяній, она есть нчто среднее между добромъ и зломъ, между силою возвышенія и силою искаженія человка, какъ всякое вншнее свдніе, какъ собраніе опытовъ, какъ безпристрастное наблюденіе природы, какъ развитіе художественной техники, какъ и самъ познающій разумъ, когда онъ дйствуетъ оторванно отъ другихъ способностей человка и развивается самодвижно, не увлекаясь низкими страстями, не озаряясь высшими помыслами, но передавая беззвучно одно отвлеченное знаніе, могущее быть одинаково употреблено на пользу и на вредъ, на служеніе правд или на подкрпленіе лжи.
Самая безхарактерность этой вншней, логическо-технической образованности позволяетъ ей оставаться въ народ или человк даже тогда, когда они утрачиваютъ или измняютъ внутреннюю основу своего бытія, свою начальную вру, свои коренныя убжденія, свой существенный характеръ, свое жизненное направленіе. Оставшаяся образованность, переживая господство высшаго начала, ею управлявшаго, поступаетъ на службу другаго, и такимъ образомъ невредимо переходитъ вс различные переломы исторіи, безпрестанно возрастая въ содержаніи своемъ до послдней минуты человческаго бытія.
Между тмъ въ самыя времена переломовъ, въ эти эпохи упадка человка или народа, когда основное начало жизни раздвояется въ ум его, распадается на части и теряетъ такимъ образомъ всю свою силу, заключающуюся преимущественно въ цльности бытія: тогда эта вторая образованность, разумно-вншняя, формальная, является единственною опорой неутвержденной мысли и господствуетъ, посредствомъ разумнаго разсчета и равновсія интересовъ, надъ умами внутреннихъ убжденій.
Исторія представляетъ намъ нсколько подобныхъ эпохъ перелома, раздленныхъ между собою тысячелтіями, но близко связанныхъ внутреннимъ сочувствіемъ духа, подобно тому сочувствію, какое замчается между мышленіемъ Гегеля и внутреннимъ основаніемъ мышленія Аристотеля.