Пока они с Филиппом ждали свой рейс в гостинице Бухареста, Элеонора вдруг заметила, что ее живот, и так не идеально плоский после беременности и родов, заметно округлился. А когда ночью взошла почти полная луна, в ней властно зашевелился ребенок. Элеонора была в ужасе. Пикантности ситуации добавляло то, что она не ведала, кто отец этого ребенка. Она изменила мужу и, вероятно, сделала это дважды за одну ночь с двумя разными мужчинами. От этой мысли Элеоноре становилось плохо, ей хотелось все забыть. Она знала, что вампиры не могут иметь детей, но та ночь настолько полнилась магией, что могло произойти что угодно. Элеонора и сама была мертва, но вдруг оказалась беременной неизвестно от кого, жутким, сверхъестественным ребенком, который неумолимо рос вместе с прибывающей луной.
Когда Филипп вернулся из авиакассы, Элеонора забилась под одеяло и смотрела на него оттуда с безвыходным отчаянием затравленного зверька.
– Я, кажется, беременна, Фил.
За годы жизни с этой непостижимой женщиной Филипп вконец утратил способность удивляться.
– Да, я вижу, – беспечно ответил он, – ну, беременна, и ладно. Я всегда хотел двоих детей.
Однако Элеонора отнюдь не разделяла его спокойствия и оптимизма.
– Как ты можешь вести себя так невозмутимо, Филипп? Ты забываешь, кто я! Я вампир, нежить! Кого я могу родить? Только если какое-то чудовище.
– А я думаю, все будет хорошо, – ободряющим тоном сказал Филипп и невольно повторил слова, произнесенные ее предком почти два столетия тому назад: – Наш ребенок не может быть чудовищем, Элси.
Элеонора была благодарна Филиппу за то, что он не усомнился в своем отцовстве и не задал ей ни одного вопроса. Ах, зачем она только послушалась Эдгара! Элеонора была почти уверена, что без его участия тут не обошлось, и жутко злилась на него. Он использовал ее, сделал частью своих грязных замыслов, безмозглой марионеткой. Элеонора слышала их беседу с Низамеддином в ту ночь, но, так как они говорили по-польски, ничего не поняла. Хотя тот разговор мог бы пролить свет на тайну ее беременности.
– Отвези меня в больницу, Фил, пусть сделают УЗИ, – попросила она в смятении, – я должна знать, что зреет внутри меня.
Однако в больнице Элеонору ждал сюрприз.
– У вас там ничего нет, – сказала женщина-врач, водя датчиком по ее животу. – Должно быть, это ложная беременность. Так бывает с теми, кто очень хочет ребеночка.
– Вы издеваетесь? – резко сказала Элеонора. – Какая еще ложная беременность? Я что, похожа на истеричку? По-вашему, я это выдумала? Посмотрите получше! Отчего у меня растет живот? Может, там опухоль?
– Нет и никакой опухоли. Но вы не беременны.
Схватки начались к вечеру следующего дня, когда полная луна торжественно восходила над Бухарестом. Элеонора корчилась на кровати в гостиничном номере, а Филипп держал ее за руку, но ничем не мог помочь.
– Я не буду рожать тут, – решила она в перерыве между схватками. – Вези меня в больницу, только в другую, и будь что будет.
Филипп гнал машину по безлюдным улицам Бухареста, а Элеонора задыхалась на заднем сиденье от нестерпимой боли и леденящего страха. Родовые муки были незнакомы Элеоноре – по ее желанию, в первый раз ей сделали кесарево сечение до наступления схваток, так как она безумно боялась рожать.
Захолустная больница на окраине Бухареста была забита, и Элеонору положили на каталке в коридоре, который полнился криками боли, вонял кровью, лекарствами и застарелой мочой. Вмешательство Филиппа здесь оказалось бесполезным: он был иностранцем, и его не пустили дальше порога. Так она и лежала, всеми позабытая, в отвратительных условиях восточноевропейской больницы конца шестидесятых годов. Элеонора уже находилась на грани помешательства.
Она не видела луны, но кожей ощущала восход ночного светила, и живот неуклонно набухал под ее пальцами, ходил ходуном, в нем волнами переливалась кровь. В нерассуждающем ужасе Элеонора схватила с соседней каталки скальпель, оставленный невнимательным врачом, и с размаху воткнула в свое чрево, средоточие зла. Она с мрачным удовольствием наблюдала, как, пузырясь, вытекает кровь, и больше не чувствовала боли. Эдгар возник из ниоткуда, в белом халате, как врач, но его маскарад обманул бы только простых смертных. Если бы он мог убивать взглядом или силой мысли, сейчас Элеонора была бы уже мертва.
– Что ты наделала?! – вскричал он вне себя от гнева.
Эдгар был готов уничтожить свою правнучку прямо сейчас, но она все еще была нужна ему. Он выдернул скальпель из волнующегося живота Элеоноры, наклонился над ней и зловеще произнес, от чего она похолодела от ужаса:
– Нет, ты будешь рожать не здесь.