Эвелина склонила голову, словно стыдясь своих слез, и осталась стоять в этой скорбной позе, только плечи ее слегка вздрагивали. Но не обнаженные плечи сейчас волновали Эдгара – он наконец уловил ее духовную сущность, увидел в сестре свое отражение. Перед глазами прошла ее неприкаянная жизнь без него. Одинокая затворница в холодном доме, опустевшем после смерти родителей, разглядывает себя в зеркале каждое утро, выискивая коварные морщинки, и все время поджидает брата, который видится ей вестником из другого мира. Сестра была олицетворением его невинной юности и предупреждала надвигающуюся старость, и теперь, встретив ее весну, Эдгар осознал, что самым настоящим переживанием в его жизни был тот истлевший золотой листопад в Варшаве, которым он любовался без малого двадцать лет тому назад, когда Эвелина еще не появилась на свет. В их кровной привязанности соединились его искания и ее ожидание, и Эдгар искренне желал оградить Эвелину от опасностей мира, но был бессилен защитить от самого себя.
Он обнял сестру – не так покровительственно, как на похоронах матери, когда просто не желал видеть ее слезы, а скорее инстинктивно. Эдгар испытывал к ней нежность, как к своей вновь обретенной младшей сестренке, которая когда-то пряталась у него от грозы. Он гладил ее растрепанные волосы, а затем покрыл сетью мелких поцелуев лицо, словно желая запечатлеть в памяти каждую родную черточку: прохладный лоб, разгоряченные щеки, ее глаза и слезы, которые он осушал. Упоительный аромат розы окутывал его туманящей дымкой, кожа Эвелины была свежа, как лепестки в каплях утренней росы, а волосы пахли солнцем, шелковистые и теплые. Целовать ее было все равно что погружаться в благоухающий букет роз. В своем ласковом ослеплении Эдгар не заметил, как коснулся губ Эвелины – легко, как вздохом. Он не искал этого поцелуя и замер в растерянности. Хотел что-то сказать, но Эвелина ответно приоткрыла рот, и они вмиг запечатали друг другу уста. Этот поцелуй, сладостно помедлив, стал удлиняться – вопрошающий, робкий и искусительный. Наконец, разомкнув объятия и отдышавшись, они посмотрели друг на друга, как будто видели впервые. К изумлению Эдгара, малютка Эва не покраснела, не закрыла лицо руками и не разразилась слезами. Только румянец схлынул со щек и прилил к устам, как будто ее губы стали источником жизненной силы. Эдгар увидел, что сладострастное желание, липкое и заразительное, захватило и ее – этот неповторимый зов крови и влечение плоти, что могли испытать только они двое. Но когда это милое лицо, столь льстившее нарциссизму Эдгара, озарилось доверчивой улыбкой, он не выдержал и отступил. В образе Эвелины ожила его утраченная невинность, которую он не решался сорвать, как цветок, воспользовавшись ее недомыслием. Последней преградой между ними, как зеркало, оставалось врожденное сходство, и каждый замечал в лице другого отражение собственного смущения и томления. Постыдный взаимный страх сковал их и в лживой тиши разъединил столь желанные объятия.
– Спокойной ночи, дорогая, – веско сказал Эдгар сестре, отвернулся от нее и сделал несколько шагов прочь, за пределы пламенеющего круга свечей.
Эвелина послушно направилась к выходу и стала нарочно тянуть время, возясь с замком, но ее ловкие пальчики повернули ключ, и дверь тяжело отворилась во тьму. Эва не решилась попросить у брата свечу: ей предстояло преодолеть лишь несколько шагов до соседней комнаты. Она храбро вышла за черту света, остановилась на пороге мрака и обернулась напоследок. Эдгар стоял у окна и молча провожал ее взглядом. Эвелина сама не поняла, как случилось, что она развернулась и без оглядки кинулась обратно к нему. В своей поспешности она так хлопнула дверью, что стены дома содрогнулись, как от громового удара, а окно в комнате распахнулось, впуская ночной холод. Эвелина бежала, будто бы земля горела и обрушивалась под ней, и в тот миг, когда ноги отказались подчиниться ее порыву, а мысли разбежались, Эдгар подхватил ее, и она утонула в его объятиях. Он уже не мог не принять в укрытие своих рук эту девочку, которая доводилась ему сестрой, – эта коварная мысль маячила где-то в подсознании, исподволь терзая его.