Лаура, находясь в скрытом уединении на балконе, хотела было выглянуть и спросить что-нибудь у них, но не проронила ни слова. Разговор вдалеке не возобновился, и голоса смолкли. Лаура притихла и вся внутренне сжалась – нет, она не пугалась грозы, которая ее всегда завораживала. Лауру обнимало одиночество, и она не знала, что делать, когда вдруг переставала ощущать себя, биение своей жизни. Предгрозовой воздух был тяжелым, стылым и душным от непролитых слез. Бледные яблони, мертвеющие в преждевременных сумерках, стояли как скелеты невест. Безжалостный ветер срывал с них всю красоту, их убор кружил в воздухе бело-розовой дымкой, опадая и обращаясь в сор под ногами.
Неожиданно на террасе появился Ник и присел рядом с Лаурой, вид у него был расстроенный.
– Ты слышала о смерти Бернадетт? – спросил он. – Говорят, она утонула.
Лаура в ужасе помотала головой – Берни ей не нравилась, но они были знакомы, и поэтому эта внезапная смерть произвела на девушку удручающее впечатление.
– Мы встречались, – подавленно продолжал Ник. – Правда, она не всегда мне нравилась. Иногда вела себя как полная дура. И сегодня утром, как назло, мы поссорились.
– Мне очень жаль, – прошептала Лаура, отчего-то ощущая свою вину, которой здесь никак не было.
Неожиданно Ник придвинулся к ней и взял за руку.
– А ты не хочешь меня утешить? Ты такая миленькая. Странно, что я не замечал тебя раньше.
– Как ты можешь? – поразилась Лаура. Ей было не понять такого легкомыслия и безразличия. – Думать о другой и флиртовать сразу после смерти своей девушки!
– А что такого? Жизнь продолжается. Да мы и встречались-то всего месяц. Иди сюда, ты совсем холодная, наверное, замерзла.
Ник привлек Лауру к себе и заключил в объятия.
За пределами балкона зарницами разгоралась гроза, и Лаура, замирая, всматривалась через плечо Ника вдаль, в причудливые переплетения мерцающих молний. От раскатов грома создавалась иллюзия, что мраморные стены «Магдалы» хрупки, как яичная скорлупка, которую сотрясает ветер, что они могут рухнуть в любую минуту, похоронив под своими обломками всех людей, имеющих несчастье оказаться внутри. Гроза резко превратила день в ночь, сплавив яркие всполохи с пятнами темноты в зловещие сумерки. В этой ночи не осталось ничего живого, кроме мерного течения крови в венах Ника, шея которого была в опасной близости от Лауры.
Она отпрянула, и в мертвой, бездонной глубине ее глаз мгновенно растворились все чувства и звуки, остался только мистический грозовой свет. Это было сильнее ее – Лаура не подозревала, что гроза издавна была у нее в крови, запечатлелась в истории ее рода. Как только она приникла к шее Ника с поцелуем, выпивающим жизнь и вынимающим душу, хлынул ливень, прибивая пыль и утоляя ее жажду. Впервые Лаура делала это сама, без принуждения, она просто подчинялась своему кровожадному инстинкту. Это было прекрасное, упоительное чувство, но, когда биение сердце Ника оборвалось, и Лаура осталась наедине с его мертвым телом, она испугалась. Казалось, остановившийся взгляд взирает на нее с укором, ведь она отняла у него жизнь.
Лаура вскочила и без оглядки побежала в свой зачарованный замок по дорожке из лепестков, ноги ее шлепали по мокрой траве, как лягушки, а брызнувшие из глаз слезы мешались с дождем. Призрачная и живительная красота грозы успокаивала Лауру, а небесные слезы переполняли кровоточащую душу вместе с льющимся свыше огнем. Волна шквалистого ветра и ливня поднималась и сама несла Лауру в гору, где на фоне зарниц сверкал мрачный силуэт замка – то был оплот ее тайны. Лаура стремилась к Эдгару и бежала, как сквозь сон, не различая своего скользкого пути и ощущая лишь разреженный воздух, напоенный неземными ароматами. Гроза не стала для нее прозрением и не даровала облегчения, но пробудила Лауру к естественной жизни природы, призвав почувствовать себя не только мертвым прахом.
Она полюбила замок Эдгара, это ветхое замшелое здание так сильно отличалось от благоустроенной, но неуютной «Магдалы», что Лаура предпочла бы жить здесь, вместе с незнакомцем, влекущим ее и пугающим. Только рядом с Эдгаром она могла обрести себя, в то время как ей приходилось постоянно притворяться, проводя дни в «Магдале», в отчуждении от общества этнографической экспедиции. Эдгар стоял у окна, упиваясь одиночеством и любуясь бурей – грозы занимали особое место в его сердце, – но внезапное появление Лауры раньше обычного полночного часа обрадовало его. Они встретились в своем тайном прибежище, посреди вспышек молний и буйства грозы, которая поглотила кровь заката и нагнетала мрак.
– Я сделала это, – выдохнула Лаура и кинулась к Эдгару в объятия. Он один мог оказать столь необходимую ей поддержку, отогнать сомнения и утишить муки совести.