Полнолуние

– Ты пока не сумеешь ничего сделать, но уже его чувствуешь, это прекрасно. В случае опасности ты можешь уйти сквозь зеркало. Или почерпнуть нужную энергию. Разбив зеркало, ты вызовешь разрушительный взрыв. Существует поверье, что вампиры не отражаются в зеркалах, но это неправда. Зеркала – наши друзья, особенно такие старые.

– А что насчет чеснока, серебра, осинового кола? – спросила Лаура, вспомнив фильмы о Дракуле.

– Про чеснок ерунда, просто неприятный запах. А вот про серебро правда, оно для нас сильный аллерген. Про осиновый кол я не уверен, не пробовал, но думаю, что, если нам проткнуть сердце и отрезать голову, наше существование прекратится.

Они проговорили почти до утра. Эдгар взглянул в еще темное окно с безжизненным вздохом, ощущая рассвет, и сказал:

– Пора готовиться ко сну.

Предвидя свое смущение, Лаура захватила любимую пижамку из прошлой жизни. Она была голубого цвета, мягкая и уютная, с нарисованными совами. Совята летали, засыпали на ветках и смотрели на луну. Лауре была остро необходима какая-то привычная вещь, принадлежавшая только ей.

– Как это мило, – улыбнулся Эдгар при взгляде на девушку, вышедшую из ванной. – Какой ты еще ребенок.

Светало. Молочный лунный свет становился все бледнее, и луна таяла в темных небесах, как кусок сахара в чашке чая. Рассвет надвигался исподволь и неотвратимо, и белый призрак утра возник между ними. Лаура почувствовала странный холод, туманный и удушливый, почти неосознаваемый. Кровь густела в венах, облачко ее дыхания стыло в воздухе, и жизнь медленно прекращала пульсировать в теле Лауры.

– Мне холодно, – сказала она слабеющим голосом.

Эдгар посмотрел на нее, и в его посветлевших глазах сквозило сочувствие.

– Тебя покидает жизнь, к сожалению, это неизбежно. Моя смерть была гораздо менее приятной, чем твоя. Я уж постарался убить тебя нежно, но смерть – это всегда смерть, никуда от нее не деться. Придется потерпеть. Со временем ты привыкнешь, это будет не так больно. Я, например, уже практически ничего не чувствую, и видения меня не беспокоят, разве что иногда. Ложись, я укрою твои ножки.

Лаура медлила, мысль о том, что придется разделить с ним постель, волновала воображение, но и вызывала вполне объяснимые опасения.

Эдгар заметил ее колебания и поспешил их развеять.

– Не бойся, я не трону тебя. Обещаю. Ты еще не готова, твои чувства незрелы. И пока ничего не можешь дать мне взамен, ты как пустой сосуд. Ты похожа на неоперившегося птенца. Ничего не будет, по крайней мере, пока. Если хочешь, я положу между нами нож.

Лаура бледно улыбнулась.

– Не надо, я верю тебе.

Она опустилась на кровать, улеглась щекой на лунный блик и свернулась клубочком. Ее бил озноб, шея леденела, и она снова почувствовала, как из нее по капле уходит жизнь, хотя на этот раз то была всего лишь иллюзия, созданная предрассветной мглой.

Эдгар прилег рядом и не отпускал ее холодеющую руку. Рассвет навалился крышкой гроба, она задохнулась и канула в небытие, перед этим вспомнив мерцание глаз Эдгара в ту лунную ночь – так на Лауру глянула ее великолепная смерть.

Пробуждение медленно наступало вместе с восходом солнца. Сон, столь же слепой и непроглядный, как смерть, бледнел одновременно с озаренным небом, и потихоньку отпускал окоченевшую Лауру. Сквозь щели неплотно задернутых портьер сочился солнечный свет, и пылинки весело плясали в его лучах. Лаура открыла глаза и ахнула: рядом с ней на кровати покоился красивый труп. Она приподнялась на локте и воспользовалась случаем, чтобы рассмотреть это лицо в каждой детали, незнакомое и любимое, лик ее сна. Лаура пристально всматривалась в аристократические черты, неподвижные в своем скульптурном совершенстве: высокие скулы, прямой нос, чувственные губы и ямочку на подбородке – такую же, как у нее. Она помнила из школьного курса биологии, что эта ямочка является доминантным геном, который может передаваться через поколения. Кожа его была безупречно гладкой, хотя Эдгар выглядел не на двадцать лет, а на свои земные тридцать два. Изогнутые брови и пушистые ресницы золотились в полумраке, отливая медью. Вдруг взгляд Лауры привлекла одна деталь – на правом виске Эдгара розовел незаживающий шрам. Обычно он был прикрыт локоном, который привычно сползал ему на глаза. Лаура прежде не замечала этого страшного шрама, но он отчего-то притягивал ее, и она осторожно дотронулась до него кончиками пальцев. Шрам словно отозвался на ее прикосновение, кроваво запульсировал, как живой, и Эдгар резко открыл глаза, увидев над собой растерянное лицо Лауры.

– Доброе утро, любовь моя, – радостно сказал он.