– За четверть миллиона проще уж единорогов пострелять, – отозвался Фоллоуз.
– Близко к тому, – приподнял бровь Стоктон.
Фоллоуз уставился на него, и тут Кристиан постучал его по ноге костяшками пальцев.
– Мистер Фоллоуз, ваш кот пожаловал.
Кристиан стоял на одном колене у входа, возбужденно протягивая Фоллоузу, который на мгновение позабыл, зачем он здесь, мощный карабин CZ 550. Мальчик кивнул на один из мониторов ночного видения. Лев таращился в камеру пронзительными зелеными глазами, блестящими, как только что отчеканенные монеты.
Фоллоуз тоже упал на колено. Мальчишка скрючился рядом, касаясь его плечом. Оба выглянули из укрытия. Лев стоял в темноте подле акации. Повернув тяжелую величавую голову, он смотрел на людей спокойно-надменным, все прощающим взглядом. Взглядом короля, который выносит приговор. Приговор самому себе.
Однажды Фоллоуз уже видел льва вблизи, сквозь изгородь. Изучил старика через куриную занавесь, поглядел в его невозмутимые ясные глаза и объявил, что выбрал. Уходя, он дал льву обещание. Пробил час его выполнить.
Кристиан торопливо и взволнованно дышал Фоллоузу в ухо.
– Он словно знает. Словно готовился.
Фоллоуз кивнул так, будто парень высказал какую-то сакральную истину, и мягко нажал на спуск.
Грохнул выстрел, Питер Стоктон, вскрикнув, подскочил на койке, запутался в простынях и свалился на пол.
Кристиан лишается рубашки
Кристиан следом за Фоллоузом выскочил из укрытия. Охотник ступал, ставя ноги медленно и размеренно, будто нес невидимый гроб. Он чуть усмехался, но его внимательный жесткий взгляд оставался ледяным. Иногда глаза Фоллоуза казались Кристиану похожими на луны над Сатурном – безвоздушные пространства с кислотными морями. Питер с отцом разражались радостными выкриками всякий раз, когда пуля дырявила кожу крокодила или выбивала фонтанчик пыли из шкуры буйвола. А Фоллоуз будто сам становился пулей, и оружие в его руке казалось случайностью. Удовольствие в комплект не входило.
Львиный хвост медленно приподнялся и стегнул по пыльной земле. Приподнялся – завис в воздухе – и снова упал в пыль. Огромный зверь лежал на боку.
Некоторое время Фоллоуз просидел наедине со львом, остальные почтительно стояли в стороне. Охотник гладил влажную шерсть зверя, смотрел в его спокойную, недвижную морду. Может быть, даже разговаривал. Кристиан раз подслушал, как Фоллоуз поведал мистеру Стоктону, что после льва он, наверное, бросит охоту, потому что стрелять уже будет некого. Стоктон хмыкнул и поинтересовался, мол, а как насчет людей, а Фоллоуз уставился на него своим немигающим взглядом и заявил: «Этих и сам стрелял, и в меня стреляли – вон, шрамы по всему телу». Питер и Кристиан потом прикидывали, сколько народу мог уложить Стоктон, и трепетали от близкого знакомства с суровым посланцем смерти.
Несколько работников сафари-парка возникли из темноты, покинув свое собственное укрытие, и при виде льва разразились радостными криками. Один открыл брезентовую сумку-холодильник и начал выуживать изо льда пиво. Хвост зверя снова стегнул по земле, и Кристиану показалось, что она дрогнула. Впрочем, он всегда отличался живым воображением. Стоктон помог Фоллоузу подняться и сунул ему ледяную бутылку «Уброка».
Питер зажал нос.
– Господи, как он воняет. Хоть бы чистили их как-то перед охотой, что ли.
– Это куры, бестолочь, – рявкнул на него отец.
Хвост поднялся и со свистом рухнул обратно.
– А разве он не страдает? – спросил Кристиан. – Разве не стоит его добить?
– Нет, он мертвый, – ответил Стоктон. – На хвост не смотри, так всегда бывает. Посмертные спазмы.
Кристиан хлопнулся на землю рядом с головой льва, с блокнотом в руках. Погладил густую, волнистую гриву – сперва с опаской, затем более фамильярно. Нагнулся к одному из бархатных ушей и зашептал в него слова прощания перед долгой – очень долгой – дорогой. Он почти не осознавал, что рядом с ним присел на корточки Питер, а сзади разговаривают оба взрослых. В этот миг он был наедине со львом в глубоком безмолвии между жизнью и смертью, в укромном, печальном королевстве.
– Видал, какая лапа? – Вопрос Питера вернул Кристиана к действительности. Приятель держал тяжелую переднюю лапу льва, раздвинув подушечки пальцами.
– Эй, вы там! – окликнул Фоллоуз, но Кристиан не понял, кого именно.
– Душу вышибет из кого угодно! – Питер зарычал и размашистым жестом махнул львиной лапой в сторону Кристиана.
Лапа напряглась, из нее выстрелили гладкие, острые, желтоватые когти. Кристиан прыгнул, толкнув Питера плечом в грудь. Он был скор. Лев был скорее. Но самым скорым оказался Фоллоуз. Старый, многажды израненный, он среагировал быстрее всех.
Фоллоуз сшиб Питера, тот врезался в Кристиана, и все трое впечатались в твердокаменную землю. Рубашка Кристиана треснула, словно зацепившись за сучок, а дальше из него вышибли дух два свалившихся поверх тела. Фоллоуз, крутнувшись, сорвал с плеча карабин и выстрелил зверю в пасть. Оружие дернулось с грохотом, от которого у Кристиана заложило уши.
Стоктон уронил пиво. Упав на землю, оно вскипело шапкой пены.