Ральф поднял на меня недоуменный взгляд.
– Э-э… да, конечно! Боюсь, я создал у вас неверное впечатление. Может, Лорен и стал забывчивым, но не больше, чем любой другой в его возрасте. А так-то ум у него ясный. По-прежнему обыгрывает меня в «пьяницу». Мы с ним играем в карты в последний четверг каждого месяца, и он всегда выигрывает. Нет, уверяю вас, Лорен не глупее нас с вами!
– Но… вы сказали, он ехал по городу и вдруг перестал понимать, где он?
– Именно так, – ответил Ральф. – И это его сильно потрясло. Он даже не понимал, какой сейчас год: шестьдесят пятый, семьдесят пятый или какой-то еще. Все вокруг менялось, в каждом квартале – свое десятилетие. Он испугался, что так и не найдет дорогу домой, в двадцать первый век. – И, взглянув на часы, переменил тему: – Ладно, мне пора возвращаться к работе. Перерыв на кофе и так затянулся. Пришлите мне свои данные по электронной почте, хорошо? Мой мейл найдете на сайте библиотеки. Надеюсь, очень скоро мы с вами продолжим разговор.
Я вышел за ним следом, подождал, пока он запрет каретный сарай, и пожелал доброго вечера. Потом стоял и смотрел, как он идет прочь, и сизый дымок из его трубки сливается с серым туманом, стелющимся вдоль дороги. Пока мы были внутри, сгустился туман.
Он уже скрылся в библиотеке, когда я вдруг сообразил, что «Еще одно чудо» так и осталось у меня в кармане.
Кажется, я видел их несколько раз прежде, чем понял, что они такое. Призраки – называл я их про себя поначалу. Теперь знаю, что был не прав.
«Запоздалые» – такое имя дал им Лорен Хейес. Но этого названия я не знал, пока в один сырой и пасмурный день сразу после Рождества не услышал из его собственных уст.
Однажды – всего через пару недель после того, как сел за руль старого библиобуса, – я увидел на тротуаре девочку с мамой. Девочка в шапке с ушами, как у Микки-Мауса, прыгала через лужицы, оставленные недавним дождем. Мать, в цветном платке на голове, несла большой бумажный пакет с надписью «Вулворт». Помню, я еще подумал: странно, во времена моего детства «Вулворт» в центре Кингсворда действительно был, но он ведь закрылся в 1990-м! Остановившись на светофоре, я взглянул в зеркало заднего вида – но девочки с мамой уже не было. Кто они? «Запоздалые»? Не знаю.
В другой раз в Пансионе святого Михаила – одном из домов престарелых, куда я заезжал по вторникам, – в фургон поднялись две сморщенные старушки, похожие, как сестры. Ко мне не обращались, а сразу начали рыться в книгах, что-то обсуждая между собой. Прислушавшись, я понял, что они говорят о Теде Кеннеди и инциденте в Чаппакуиддике. «В этой семье все мужчины распутники!» – сказала одна, а другая ей возразила: «При чем тут это? Он просто свернул не в ту сторону!» И только когда они ушли, я вдруг сообразил: они ведь говорили в настоящем времени. Как будто все произошло на днях, и Тед Кеннеди еще жив.
В начале ноября я впервые
По четвергам мой путь пролегал через Уэст-Фивер, жалкий недогородишко на самом краю округа. В границы Уэст-Фивера входит немного пастбищ, куда больше болот, несколько заправок и единственный торговый центр, известный в округе как «Мужской». Связано это название с ассортиментом. В «Мужском» имеется лавка фейерверков, оружейный магазин, винный магазин, тату-салон и магазин для взрослых с пип-шоу в задней комнате. Отправившись в «Мужской» в пятницу вечером с сорока долларами в кармане, вы сможете напиться в хлам, получить минет от стриптизерши, вытатуировать на плече ее имя, пальнуть ракетой в небеса, а заодно купить ствол, чтобы наутро было из чего пустить себе пулю в лоб.
Два акра незаасфальтированной стоянки «Мужской» делит с приземистым двухэтажным зданием – комплексом малогабаритных квартир. Приличное число матерей-одиночек с маленькими детьми и пожилых опустившихся пьяниц называют это место… нет, не домом. Вряд ли хоть кто-то из них скажет: «Здесь мой дом». Когда живешь в малогабаритке, «дом» – это либо то, что ты потерял, либо то, что надеешься приобрести когда-нибудь, в неопределенном будущем. А здесь – просто что-то вроде дешевой запущенной гостиницы, куда пускают постояльцев на долгий срок, так что можно перекантоваться, пока не подвернется что-нибудь получше. Хотя для многих «перекантоваться» растягивается на годы.
Этого Запоздалого я увидел, когда заезжал на стоянку. Он был в красной стеганой куртке и клетчатой кепке с большими ушами вдоль розовых от мороза щек. Поднял руку в перчатке и мне помахал, я помахал в ответ и больше о нем не думал. День стоял холодный и сырой, стоянка тонула в сером тумане. Десять часов утра, а ощущение такое, словно уже сумерки.
Я нажал красную кнопку на приборной доске – и держал до тех пор, пока генератор у меня за спиной не пробудился к жизни; затем вышел из кабины и пошел открывать заднюю дверь. Человек в кепке с ушами уже меня ждал. Он улыбнулся, но как-то неуверенно.