Суть проблемы, по-моему, не здесь. Предлагаю снова вспомнить об импульсах страстности. В нашем мире существуют ритуалы и виды поведения, символизирующие либо принадлежность к вере, либо же бунт против всех вер. Религиозные условности все мы обязаны уважать. Всякая неверующая посетительница, заходя в христианскую церковь, прикрывает плечи и руки, в противном случае она пойдет не в церковь, а в музей. Я, один из самых несуеверных людей на свете, обожаю проходить под лестницами[320]
, но иные мои друзья, и неверующие, и вообще антиклерикалы, верят в тысячу предрассудков, боже упаси рассыпать в их присутствии соль на стол! Это, думаю, забота их психолога (или персонального экзорциста). Но если я приглашаю друзей на ужин и вдруг почему-то за столом нас оказывается тринадцать, я срочно зазываю четырнадцатого или усаживаю одиннадцать за основной стол и двоих за дополнительный. Мне самому смешно, но – уважаю чувствительность, привычки и даже предрассудки окружающих.Досадливые, гневные высказывания, звучащие в последние времена нередко – и даже из уст агностиков, – свидетельствуют о том, что крест – часть культурной антропологии и его символичность неизбывно впечатана в коллективное воображаемое. На это следовало бы обратить внимание Аделю Смиту[321]
: если мусульманин желает переселиться в Италию, не поступаясь своими религиозными принципами, более того – именно в целях защиты этих своих принципов, ему бы следовало усвоить привычки и обычаи принимающей страны.Приезжая в мусульманское государство, лично я пью алкоголь только в гостиницах для европейцев и не разгуливаю по улице перед мечетью, отхлебывая виски из горла. Если кардинала приглашают с лекцией в мусульманскую школу, он соглашается выступать в зале, где развешаны на стенах суры Корана.
Единая Европа, где все больше неевропейцев, должна основываться на взаимной терпимости. Пользуюсь случаем поспорить с моей приятельницей Элизабеттой Рази, которая недавно на страницах «Коррьере делла сера» заметила, что «терпимость» стала уже походить на расистское слово. Напомню, что Локк в свое время издал послание о терпимости и что небольшой трактат о терпимости принадлежит перу Вольтера.[322]
Возможно, дело в том, что ныне слово «терпеть» уже употребляется в уничижительном смысле (я буду терпеть тебя, хоть и считаю тебя низшим существом, терпеть со своей высоты), однако концепция терпимости имеет свою историю, свое философское достоинство и ориентирует на взаимопонимание поверх различий.
В школах будущего не надо затушевывать различия, а всю педагогику надлежит бросить на то, чтобы эти различия обосновывать. Сколько уж говорят о том, как отлично было бы преподавать в учебных заведениях историю религий параллельно с законом божиим (но не во время альтернативных уроков для некатоликов) – хотя бы час в неделю, так чтобы даже и ученикам-католикам стало ясно, о чем говорится в Коране или о чем там думают буддисты, и чтобы все они вместе – евреи, мусульмане, буддисты и католики – лучше понимали, откуда берется и что утверждает собою Библия.
Призываю, таким образом, Аделя Смита и нетерпимых фундаменталистов: понимайте и принимайте обыкновения и нравы принимающей страны. Призываю принимающие страны: пусть ваши нравы и обыкновения не превращаются в навязывание ваших вер.
При всем при том еще всех призываю выгородить и предоставить людям необходимейшие «теневые зоны» – уютные, бесконфликтные, куда не заглядывают прожектора разума.
О душе зародышей[323]
Вот идут споры об опытах над эмбрионами. Высказываются несходные мнения. Никто почему-то не вспоминает об одной давней тяжбе, в которой участвовали главные мыслители христианского богословия. Дискуссия эта старинная – все пошло от рассуждений Оригена, думавшего, будто Господь начал с того, что сотворил души людей, а к телу перешел после этого. Его немедленно оспорили, указывая, что во Второй Книге Бытия говорится: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою»[324]
. Значит, Библия гласит, что первым делом создается Богом тело, а затем инсуфлируется душа. Но эта теория уперлась в проблему передачи первородного греха. Поэтому Тертуллиан выдвинул идею, что душа родителей «переводится» от родителей к их чадам, местопребывая в семени. Идею моментально объявили ересью, поскольку выходило, будто душа материальна.