Читаем Полонянин полностью

Полонянин

Все лес да лес. И потом безвылазно в деревеньке рос. Да все сказки слушал, как учитель по странам дальним и близким со своим наставником шатались. И мечталось мне, как я вырасту и на Мир взглянуть пойду. Вырос вот. И в путь с вами напросился. А толку что? Сколь уж дней идем, а я ничего, кроме елок да берез, не видел.

– Ну, это поправимо, – рассмеялся я. – Скоро леса сосновые пойдут. Потом в тех лесах веси охотничьи встречаться станут. Потом деревеньки небольшие. Вот до Девяти Дубов доберемся, я вас с Соловьем сведу. В баньке попаримся. Груздей моченых у хоробра отведаем. Хороши у него грузди. Во-о-от такие, – показал я руками, какими грибищами нас витязь угощать будет. – Вкусные…

– Погоди, Добрын, чадо несмышленое чревоугодием совращать, – настороженно проговорил Григорий. – Как бы нам самим на ужин кому-нибудь не попасть.

– С чего это вдруг? – удивленно взглянул на учителя Никифор.

– А ты разве не слышал?

– Нет…

– Тише! – еще больше насторожился Григорий. – Вот опять!

Притихли мы. Прислушались. Где-то далеко, едва различимо, я услышал странный, с детства раннего ненавистный звук.

– Никак волк, – прошептал послух и перекрестился.

– И не один, – тихо сказал Григорий.

– А может, это волкулак давешний? – Никифор даже плечами передернул.

– Сколько раз говорить тебе, что Баян человек обычный…

– Тихо! – Григорий рукой махнул. – Вроде ближе завыл.

– Точно, – послух поежился и снова перекрестился.

И словно в подтверждение наших опасений испуганно заржал мой конь.

– И Буланый их почуял. – Я невольно положил руку на навершие кривого булгарского меча.

– Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас, – пробасил Никифор. – А может, почудилось? – с надеждой взглянул он на учителя.

– Спаси и сохрани нас, Иисусе Христе, – сказал Григорий.

Выбрались мы из шалаша. Вслушались в лесную морозную тишину. Нет, не померещилось нам. Точно волки воют.

Я, как смог, успокоил Буланого. По храпу его погладил.

– Тише, миленький. Не бойся.

Но не послушал меня конь. Мотнул головой, из рук моих вырываться стал. Заржал громче прежнего на нашу беду. И тут новый вой раздался. С другой стороны.

– Все, – сказал Григорий. – Обкладывают они нас. Видно, конягу твою на нюх поймали.

– Так ведь рано еще волкам голодовать, – Никифор все пытался беду стороной пустить. – Они же обычно ближе к весне шалить начинают. К жилью людскому с голодухи прут.

– Так-то оно так, однако же на этот раз не они к нам, а мы к ним приперлись, – сказал я. – Лес – это их вотчина, а тут мы, словно снедь на блюде.

– Что делать-то будем? – совсем Никифор застращался.

– Ты же хотел Мир поглядеть? – попытался пошутить Григорий. – Теперь знать будешь, что сказки иногда злом оборачиваются.

Теперь вой раздался справа от нас. Совсем близко. Кругом нас стая обходить начала.

– Ты смотри, что творят, – сказал Григорий. – Никифор! – крикнул он строго. – Раздирай шалаш да костер поярче разводи. Может, они огня-то поостерегутся.

– Может, и пронесет, – ответил я, едва смиряя коня.

– Ты его к березе вяжи! – крикнул Никифор. – Руками-то не сдержишь.

– Нельзя, – отмахнулся я от послуха. – Они его тогда точно порвут.

А Буланый все старается вырваться и унестись подальше от навалившейся напасти. От ужаса нежданного. Глаз у него бешеный; конь хрипит, все на дыбы подняться пытается, узду из рук моих рвет и не понимает, дурачина, что волкам только того и надобно. В лесу они его быстро на потраву пустят.

– Добрый, – это уже Григорий. – Парень прав. Не удержишь ты коня в руках. Он тебя за собой уволочет. Привязывай давай. А мы уж постараемся до горла конского волков не допустить.

Перекинул я ошлепок [95] через сук. Накрепко узел затянул.

– Потерпи, коник, – шепнул Буланому. – Ты только не рвись сильно.

И вдруг поймал себя на том, что, не задумываясь, исполнил повеление христианина. Видно, и вправду было в нем что-то, что заставляло людей верить в него в самые тяжелые минуты. Но больше об этом раздумывать уже было некогда.

– Вот они! – взвизгнул Никифор.

И мне почудилось, что неясная тень мелькнула на краю полянки. Вспыхнул огонек волчьих глаз и пропал. И неясно, то ли вправду волки к поляне подошли, то ли это морок от огня распаленного.

– Вон еще один! – Григорий спокойно вытащил из-за пояса нож.

– И ты держи! – крикнул я жердяю.

Свой кинжал, Претичем в Вышгороде подаренный, послуху протянул.

– А ты как же?

– Дурила, – невольно улыбнулся я. – У меня же меч.

– О Господи! – жердяй уже забыл про меня.

Он таращился в темень бора, стараясь разглядеть опасность.

– Я трех насчитал, – услышал я голос Григория. – Нет! Четырех!

– Да где же они?! Где?!

– Успокойся, Никифор, – сказал Григорий. – На все воля Божья.

– Господи, спаси! Господи, спаси!

– Ты же ножом крестишься!