Полоса отчуждения

Однако недели за две до намеченного срока муж виновато заявил, что «обстоятельства сильнее», поехать он не сможет; и почему-то не опечалился, а вроде бы даже напротив — приободрился и повеселел: должно быть, намечавшаяся поездка в дальнюю деревушечку Тесь казалась ему сугубо развлекательным мероприятием и потому тяготила его, как тяготит человека, привыкшего к постоянной занятости, грядущее отпускное безделье. Приняв решение относительно себя, он очень хитро выстроил доводы, почему и она не должна ехать. Тех доводов было немало, целая цепь, путевки в Ялту, приглашение на озеро Вселуг, Касьяновы хотят наконец-то поехать вместе с нами в Тиуново, пожить в палаточках.

Он не едет и ее не пускает! Так уже бывало раньше. Но ведь она уже настроилась, уже привыкла к мысли, что увидит Павлову гору, Правую речку, родную Тесь. Уже Рая их ждет, пишет, что на этот случай еще одну корову купила, чтоб молоком их поить…

— Вот на будущий год обязательно! — жарко уговаривал Митя. — Будущим летом — обещаю тебе! — всенепременнейше поедем. А нынче, сама видишь, не складывается.

И она уступила, как уступала и раньше: хорошо, не поедем. Может быть, и верно, лучше на будущий год… потом. Поуспокоилась, только стала молчаливей. Да, успокоилась, забылась, отвлеклась… но тут пришло письмо от Раи:

«Приезжайте… у нас весной очень красива жить. Утром встанешь корову доить и кукушечка на городьбе сидит и кукует…»

Митя застал ее в слезах — словно только что умылась.

— Что ты?!

— Кукушечка… — плакала-заливалась Шура. — Кукушечка… на городьбе кукует.

Он взял у нее из рук письмо, все понял, вздохнул, по волосам погладил, как маленькую; был смущен немного и… жалел ее. Ясно, что она стосковалась по своей родине. Он понимал это, но поездка туда все-таки не привлекала его.

— Знаешь что, поезжай-ка ты без меня. Мне будет тоскливо одному, но — ты свободна! Я подумал, что лучше отложить, но если тебе занетерпелось, поезжай.

Он согласился! Это было удивительно ей. Митя отпускает ее в деревню. Одну!

Поразмыслив немного, Шура сочла себя даже обиженной. Отпустил, да еще так легко! Почему? Просто пожалел? А может, он тоже устал от нее? Все время вместе, вместе — конечно, она ему надоела. Ей часто, кстати сказать, приходило на ум: разве такой жены он достоин! Она даже говорила мужу: другой-де на его месте давно нашел бы и красивее, и моложе, и образованнее… да и умнее!

На выставке его персональной Шура могла видеть, как льнут к мужу те, кого именуют гадким словом «поклонницы». Нет, Шурино сердце не знало ревности. В ответ на шутки Радова по поводу Митиных поклонниц она говорила безмятежно, что-де авось не всего заберут, авось и ей что-то останется.

И вот, почувствовав себя задетой и тотчас забыв об этом, оживилась, стала деятельна и весела, о деревне своей говорила воодушевленно — и только о ней да о том, что с деревней связано. В этой радостной суете призналась, что боится одного: как бы он ее не отговорил.

— У тебя тысячи доводов, Митя, и все важные. Не отговаривай меня, Митя, отпусти. Я хочу пожить там.

— Даже пожить?! Час от часу не легче.

— Да уж, конечно, еду не на два-три дня.

— А на сколько?

— Не знаю.

— Недели хватит? Или тебе нужно две?

— Я напишу тебе оттуда письмо… через две недели.

— Неужели ты проживешь без меня столько? Две недели! Как тебе не стыдно! Ай да верная и преданная жена!

— Проживу и все лето, мне так хочется. Наверно, я устала от тебя, Митя.

— Александра, что ты говоришь!

Далее она сказала со странно серьезным видом:

— Я, может быть, в Теси навовсе останусь, Митя. Буду там вместе с Раей работать телятницей. Не улыбайся. Там кукушечка на городьбе кукует… А ты живи тут. Можешь подыскать мне замену, ты у меня еще молодой и красивый.

Никогда, и в золотую пору молодости, он не был так привлекателен, как теперь: фигура статная, взгляд смелый, зоркий, голос мягкий…

11

Свой солидный возраст Дмитрий Васильевич почувствовал примерно год назад. Не из-за болезни, нет, и не по каким-то иным причинам, а потому лишь, что естественным порядком распалась его семья. То есть вот она была — он, Шура, сын и дочь, — и вдруг этого единого целого не стало: дочь вышла замуж за моряка и уехала с мужем в Мурманск, а сын закончил университет и уехал по распределению на Урал.

Квартира Всеславиных сразу опустела, и эта пустота, которая отнюдь не явилась неожиданной для оставшихся, вдруг осозналась ими как несчастье, хотя такового и не произошло: с сыном все благополучно и с дочерью тоже.