Полоса отчуждения

Если не считать заводских корпусов, то кирпичных домов у нас всего два: особнячок бывшего владельца завода, где будто бы он содержал в холе и неге нескольких местных красавиц, и новая коробка Белого дома, где помещались и райком партии, и райсовет, и еще что-то. Все прочие строения городка — деревянные избы посреди огородов, сараи с дровами, курятники с курами, собачьи будки с собаками… Даже вокзал железнодорожный мало отличался от обыкновенного сарая, разве только своими размерами. Но вот худо-бедно, а все-таки была и гостиница.

Незнакомец оказался моего возраста или на год-два постарше. Он был разгорячен быстрой ходьбой настолько, что пар валил от него — мне подумалось: «Как маневровый паровоз!»; шапочка кроличья съехала на затылок, но не из лихости, а просто мала ему была, не по его большой голове; шарф выбился из легкого пальтишка и собрался на шее хомутом… и все было обметано инеем: волосы из-под шапки, шарф, ботинки с вязаными шерстяными носками. Мы с Таней тоже, наверное, заиндевели, но на себе-то незаметно.

— Извините за дурацкую шутку, — сказал он добродушно, поняв, почему мы тут. — Очень уж я обрадовался, когда увидел живых людей. Помощь моя не нужна? Правда, я не повивальная бабка, но меня можно использовать как грубую физическую силу вместо машины «скорой помощи», то есть для переноски и доставки.

— Нам уж недалеко, — сказала Таня. — Доберемся.

— Я все-таки провожу, — решил он, должно быть почувствовав или догадавшись по нашим взглядам, что мы как раз этого и хотим: все-таки с ним надежней.

Нам было по пути, и мы пошли так: Таня впереди, я за нею, а этот парень — за мной; тропинка узкая, рядом идти не было возможности.

— Ну, ребята, вы молодцы! — говорил наш провожатый, поспешая сзади. — Самое главное, постарайтесь родить двойню. Близнецы — это такое чудо! Представьте себе: в кроватке — двое; утром встали — один к папе, другой к маме; кашку едят — друг на друга поглядывают; и подраться каждому есть с кем — здоровое соперничество! Близнецы — это идеально. А у меня, ребята, дочка появилась восемь месяцев назад, одна-одинешенька, как сирота. Мне так хотелось близнецов, сына и дочку разом! А вот поди ж ты, одна девчонка. Было досадно, будто меня обманули.

— У вас не все потеряно, — утешила его Таня, обернувшись на ходу, и я с отрадой увидел, что она улыбается.

— Он максималист, его утешит только тройня, — подсказал я, желая развлечь Таню.

— Где уж там! — возразил он. — Хозяйство мое безлошадное, троих детей не прокормить.

Не знаю почему, но этот неуклюжий парень меня сразу расположил к себе, да и Таню, кажется, тоже. Мудрено ли: при таких-то обстоятельствах я почувствовал бы благодарность к любому незнакомому человеку. Впрочем, этот был особенный: в нем кипела энергия, бодрость и непонятное для меня воодушевление.

— Посмотрите, ребята, вон Сириус сияет — яростная звезда! — говорил он. — Считайте, что он вам покровительствует: вы будете счастливы настолько, что мне даже завидно. Как прекрасна жизнь, а? Вы согласны со мной?

Тут мы дошли до противоположного крутого берега и уж вдвоем-то подхватили Таню под руки и вознесли.

— Старик, у тебя красавица жена! — заметил он при этом. — Я сегодня же напишу своей Рите в Сумгаит: в незнакомом мне городе тотчас по приезде нес на руках к родильному дому красивую женщину, муж которой плелся сзади, жалобно поскуливая…

— Ты, наверно, в командировку сюда? — спросил я.

— Нет, по своим делам. Я уж побывал в Угличе, Дубне, Кимрах… Ищу, понимаете, крышу над головой, а где она? То есть хочу поселиться, в небольшом хорошем городке. Но это проблематично: как только узнают, что у меня жена и ребенок, так не пускают на частную квартиру. Может, у вас тут повезет?

Это совсем расположило меня к нему: человек в чрезвычайных обстоятельствах — и так бодр, неукротимо деятелен!

— Кстати, меня зовут Володя, — сказал он, — а фамилия очень краткая — Шубин.

Я назвал себя и Таню: мы — Тихомировы.

— Старик, я обожаю двухсложные фамилии, вроде Белокуров, Сухоруков, Держимордин, — воодушевился наш новый знакомый. — Еще лучше многосложные — Через-забор-руки-ноги-задерищев. Прелестно! У меня приятель был: Легкоступов. Ты вслушайся. Легко-ступов! Это почти так же благозвучно, как у Бунина — «Легкое дыхание» — рассказ так называется. Прелестный рассказ! Знаешь, твоя фамилия вполне годилась бы хорошему писателю для гениального произведения. «Тихомиров, пинком открыв дверь, молодецким ударом правой вышиб челюсть Легкоступову, потом левым хуком поставил челюсть на место…»

Мне нравилась даже эта болтовня его.