Полоса отчуждения

— Я так здорово сюда ехал! — прямо-таки с восторгом продолжал Володя. — Особенно по вашей ветке! Представь себе: на паровозе, с товарным составом, машинист читал мне свои стихи — такие стихи, ого! Ими можно гвозди забивать. «Паровоз выходит в путь, ветер дует прямо в грудь. С паровозом мы друзья, дышим ровно, он и я». И так далее. Ну, что? По-моему, на уровне. У него, правду сказать, было покорявее маленько: «Паровоз идет вперед, ветер дует прямо в рот», но я ему посоветовал чуть-чуть поправить, срифмовал иначе — он меня так зауважал!

Дальше ему было в гору, к гостинице, а нам по берегу. Мы попрощались с нашим новым знакомым. Мне не хотелось, чтоб он исчезал насовсем, и я пригласил его пожить у меня, если не найдет пристанища: ведь Таня будет в роддоме целую неделю, а то и больше.

— Спасибо, старик, — тотчас отозвался он. — Сразу видно благородного, самоотверженного человека. Ты всегда готов обогреть бедного, неимущего странника, заброшенного судьбой на край земли.

Язык у него был поставлен как-то так, что очень бойко выговаривал все это, будто читал с листа.

— Ничего себе «край», да у нас тут Москва рядом! — возмутились мы с Таней. — За день можно обернуться.

Я растолковал ему, где живу, на что Володя отвечал, что нынешнюю-то ночь в случае чего он просто прогуляет по улицам нашего великолепного города, поскольку утро уже скоро.

— Послушайте, какая счастливая идея сейчас меня посетила! — закричал он, уже отойдя от нас — Если у вас родится мальчик, давайте устроим ему помолвку с моей Аськой — и таким образом породнимся… Дочка у меня красавица, умница, здоровенькая, к тому же рыженькая. Вот подрастет — ох и победокурит! Ну как, годится в жены вашему сыну?

— А приданое? — осведомился я.

— Сговоримся, старик!.. Я хочу, чтоб внуки мои походили на вас, Таня. Красота должна быть бессмертна!

— Господи, дайте хоть родить-то сначала, — сказала будущая мать будущего жениха.

Не одно, а два окошка родильного дома светили нам навстречу, остальные были темны. Мы поднялись на высокое скрипучее от мороза крыльцо, постучали, и дверь тотчас открылась, словно Таню там уже ждали.

3

Ну вот, теперь немного о том, как мы оказались в этом городе.

То было прекрасное путешествие: начало августа, нежаркий солнечный день, за ним теплый вечер и звездная ночь, потом ясное утро; мы с Таней часами стояли на верхней палубе парохода, глядя на проплывающие мимо берега, и переговаривались, не сойти ли, мол, нам вот на этой пристани или на той, не поселиться ли в этой деревне или в том поселке… Строили всяческие предположения, придумывали невероятные обстоятельства, беззаботно смеялись.

И вот пароходик наш в очередной раз причалил в живописном месте, мы взяли да и сошли: нам очень понравился сосновый бор на берегу — это был красавец бор! Получилось, конечно, легкомысленно, однако столь же легкомысленно было и продолжать наше путешествие.

На пристани, старенькой, измочаленной, — я имею в виду и дебаркадер, и сходни — роль дежурного матроса исполняла пожилая женщина, она показалась нам уже старухой. Ей мы признались, что приехали сами не знаем куда, надеясь неизвестно на что: не поладили с родителями и хотим доказать им свою полную независимость и самостоятельность. Должно быть, наш юный вид и глупое выражение на лицах подкупили эту женщину. Маленькая, сухонькая, довольно нелепо одетая — в штаны и кофту, она смотрела на нас печально и соболезнующе, посоветовала:

— Ну, сначала узнайте насчет работы. У нас тут только один завод, а то все учреждения. Потом походите по городу — может, найдете и квартиру.

Мы оставили под ее присмотром свои узлы и вскарабкались на песчаный обрыв, дивясь тому, что сосны подступают к самому его краю и корни некоторых обнажены — деревья стояли на них подобно домам на сваях.

Нам чрезвычайно понравилось, что поблизости от берега, прямо в лесу, оказался стадион; хоть он нам с Таней был не нужен, но наличие его — где еще, скажите, есть такой вот стадион, окруженный прекрасным сосновым лесом? — настраивало на бодрый лад. Мы пошли далее и оглядывались, радуясь. Наверно, именно такой лес называется мачтовым — стволы сосен были столь высоки и столь прямы, что походили на туго натянутые струны между небом и землей; их ровное басовое гудение, ей-богу, можно было различить за шумом вершин. Дятел стучал, да и не один. И уж совсем умилила нас белочка, что процокала, будто стро́жа: ведите себя прилично, не шумите — здесь не просто лес, а храм.

Помню то чудесное состояние души: мы были молоды, приехали в незнакомое место, чтобы начать совершенно самостоятельную жизнь — вдвоем, еще не привыкшие к этим словам: муж и жена. Про наши поцелуи под этими соснами я умолчу, они подразумеваются.