Читаем Полоса отчуждения полностью

Тут как раз ворвался Пыжов, и был он мрачнее тучи. Впрочем, я привык к его всегдашней мрачности: он считал, видно, что именно такое выражение лица должно быть у руководящего работника для придания ему должного веса и авторитета. И еще, я знаю, он подражал Мишакову, но то, что в секретаре райисполкома было естественно и даже привлекательно, в Пыжове странным образом извращалось и отталкивало.

— Сегодня еще есть, но боюсь, на завтра не хватит, — жаловался очень весело мой друг.

— А обязательно телеграфный? Ишь, разлакомился! Можно попробовать опоры деревянного моста.

— Старик, они сырые. Соображай маленько.

Пыжов, перебиравший папки в шкафу, свирепо оглянулся на меня и сел за свой стол. В нашей тихой комнате можно расслышать голос из трубки телефонной и на некотором расстоянии, а то, о чем мы говорили, явно не имело делового содержания.

— Старик, а шеф твой на месте?

— Да, — сказал я кратко.

— Как его самочувствие?

Я был в неловком положении: Пыжов явно слушал наш разговор.

— А что?

— Ну как же, а кто именинник сегодня! Про него в нашей газете написано, что он дурак и самодур. Ну конечно, в иносказательной форме, однако достаточно ясно. Читай мой фельетон, а шефу своему передай от меня привет. Пусть сегодня же отменит оба выговора, которые объявил тебе незаконно, а то ведь ему будут звонить по этому поводу и из райкома партии, и из райкома профсоюза. А как это он умудрился поставить завклубом в деревне Устье старушку с полутораклассным образованием, а? Что самое интересное: она по совместительству поет в церковном хоре.

Шубин смеялся; я слышал, что в его редакционной комнате хохочут еще двое или трое.

История с устьинским клубом была мне известна; Пыжов там основательно сел в лужу, но это дело прошлое, и откуда узнал о нем Шубин?

— Положьте трубку! — приказал мне Пыжов. — Я запрещаю вам разговаривать в рабочее время на посторонние темы.

— Какие же это посторонние! — возразил я так, чтоб и Шубин слышал. — Речь идет о моем увольнении с работы, которое вы мне пообещали в самом ближайшем будущем.

— Старик, я отлично слышу и его, и тебя, — весело сказал в трубке Володя. — Продолжайте, записываю.

— Я все равно вас уволю, — возвысил голос Пыжов, — как неумелого и неспособного работника. Вы уйдете отсюда с волчьей трудовой книжкой!

Он почему-то, когда взрывался, всегда становился вежливым. Обращение на «вы» было признаком гнева и немилости.

— Про волчий паспорт слышал, а вот про трудовую того же наименования — это что-то новенькое, — раздавалось в трубке. — Старик, напомни ему поговорку, которую я недавно записал в деревне Теличкино Малковского сельсовета: гром-то гремит не из тучи, а из навозной кучи. Дай-ка я ему сам это скажу…

— С вами желает поговорить корреспондент районной газеты «Восход» Владимир Шубин, — сказал я своему заведующему тоже с отменной вежливостью.

Пыжов трубку принял, покрутил ее некоторое время в стороне, решая, то ли приложить к уху, то ли не надо, — приложил все-таки.

— Да, я читал ваш пасквиль, — сказал он. — Выговоры инспектору Тихомирову — это вас не касается, ясно? Я вправе их объявить, если он работает из рук вон плохо. А вы занимайтесь своим непосредственным делом, и добросовестно, а то и у вас будут выговоры.

Он подержал трубку еще некоторое время возле уха, потом брякнул ее на рычаг и стремительно вышел.

А телефон зазвонил вновь.

— Старик, я уверен, что твой шеф вылетел из кабинета, — сказал Володя с утробным смешком. — Я прав, да?

— Надеюсь, ты его не оскорбил нечутким словом? А то ведь он жаловаться пошел.

— Я был изысканно вежлив! Сказал, что меня интересует все, в том числе и отсутствие культурной деятельности в сельских клубах. И еще добавил, что это позорно, когда отделом культуры в райисполкоме заведует малообразованный и злобный человек. Только и всего. Как видишь, я не выходил из рамок, все было как в лучших домах Европы или на дипломатическом рауте среднего уровня. Есть свидетели.

— Я выражаю тебе свое восхищение.

— То-то!

— Имей в виду, — предупредил я, — просто так тебе это не пройдет. Ты будешь раздавлен подобно жалкому дождевому червю под грубым кирзовым сапогом.

— Бог не в силе, а в правде, — отвечал на это мой «сват». — Запиши и положь у себя на рабочем столе под стекло. А я поеду осуществлять рейд по вывозке органических удобрений из свинарников совхоза «Ново-Юрьевский»…

— Так ведь Волга уже разлилась, а Ново-Юрьево на той стороне. Как ты переправишься?

— А я вплавь, саженками.

— Сват, у тебя больные легкие и слабое сердце, — напомнил я. — Ты не выживешь, даже если просто промочишь ноги.

— Меня гораздо более волнуют итоги зимней навозной кампании. Ты не можешь себе представить, насколько актуальна эта тема. Я готов положить за ее успех не только свое здоровье, но и жизнь.

20

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза