Половина Луны (СИ)

— Никак нет! — Ракшас прочистил горло. — Охотник Вэйдун и его супруга Эхуанг, проживающие в лесу, подали прошение, чтобы вы издали закон, запрещающий уничтожение панд на территории Магадхи. Помощник писаря зафиксировал с их слов буквально следующее, — Ракшас развернул прошение и зачитал: — «Охотник Вэйдун и его супруга Эхуанг сказали, что панды для них как родные дети, собственно, они и есть их дети, и если закон о защите панд не будет издан, то они сами вдвоём будут их оберегать. Они намерены стрелять из лука, лупить дубинами или угощать ядовитыми лягушками тех, кто пытается убить панду, чтобы заполучить её красивую шкуру для ковров и накидок». Вот такая странная просьба. Хотя насчёт ядовитых лягушек я не понял. Что за лягушки, Величайший, вы знаете?

— Нет, Картикея, понятия не имею… Но вот панды в наших лесах и в самом деле расплодились, мне уже докладывали торговцы, которые возят товары по лесной дороге в сторону Таксилы, — Дхана Нанд промокнул вспотевший лоб уттарьей. — И откуда только взялись эти медведи в таком количестве?

— Так ясно, — лицо Ракшаса на миг исказилось гневом. — Каутилья ведь пять лет назад сбежал, а охранники докладывали, будто в ночь его побега явилась гигантская самка панды размером со слона, избила стражей, открыла клетку и выпустила Чанакью. Вероятно, от них и пошло потомство? Ну не от Юдуна же с этой… Хуанной в самом деле? — Ракшас поймал себя на том, что больше не хочет ломать язык, выговаривая чужеземные имена.

— Вся эта история про самку панды, — Дхана Нанд ударил ладонями по подлокотникам трона, — как-то неубедительно звучит. Пять лет назад я приказал выбить из тех двух стражей правду кнутом и бросить в темницу, но они оба так и не признались, что на самом деле произошло в ночь исчезновения Чанакьи. А потом за них вступилась Юэ, — царь тяжело вздохнул, — и пришлось выпустить. Моей махарани я ни в чём не могу отказать. Юэ решила, будто ложь об истинных причинах бегства Чанакьи — не такой уж страшный проступок, чтобы сгноить охранников в подземелье. К тому же Чанакья давно сгинул и никому из нас не мешает жить. Ведь не мешает?

— Вам, бесспорно, виднее, Величайший! — бодро отозвался Ракшас.

— А что это за Вэйдун такой? — заинтересовался вдруг Дхана Нанд. — Судя по их именам, они с супругой прибыли из Чжунго?

— Возможно, Хуанна и правда из Чжунго, но её супруг странный, — поделился мнением Ракшас. — Глядя на него, я бы не подумал, будто он приезжий. Я бы решил, что он местный, только малость нездоровый. Он весь сплошь покрыт шрамами, будто его долгое время нещадно кнутом полосовали, сильно заикается, один его глаз дёргается, а руки постоянно трясутся… Как он стреляет на охоте и попадает в цель, для меня остаётся загадкой. А ещё, — Ракшас понизил голос, — и это самое странное: он напомнил мне Чанакью. Только внезапно постаревшего лет на пятнадцать.

Дхана Нанд удивлённо уставился на своего первого министра:

— Ты уверен?

— Да, самрадж. Сильно похож. Правда, Чанакья никогда не одевался в столь странные одеяния и не носил непонятную причёску.

— Непонятную?

— Та причёска всё равно как пальма небольшая, которая на макушке торчит. Позади «пальмы» волосы короткие, а спереди всё начисто выбрито. И видно, что волосы оставшиеся не мылись Юдуном года два. Или три, — красочно живописал внешность охотника Ракшас.

— Нет. Это не Чанакья, — мгновенно сделал вывод Дхана Нанд. — Каутилья за своими волосами следил даже тщательнее, чем за Чандрагуптой.

Ракшас незаметно сплюнул через левое плечо. Это был его собственный ритуал, придуманный некогда им самим. Так первый советник поступал всегда при случайном упоминании самраджем Чандрагупты. За истекшие годы Ракшасу уже удалось внушить себе при помощи длительных медитаций, что царица Юэ и бывший предатель — два абсолютно разных человека, но в такие мгновения, как сейчас, Картикея испытывал душевные муки. Он вспоминал истину, и ему становилось дурно.

А тут ещё эти слухи про дэви Мохини и царя-Рудрадэва, о которых Величайшему лучше не знать…

— Но панды так или иначе появились, — вернулся к основной теме беседы Дхана Нанд и совсем другим тоном прибавил: — Пожалуй, я и правда издам закон, запрещающий охоту на них. Панды животные хорошие. Их стоит и поберечь, даже если их отец — Чанакья, а мать — медведица размером со слона. В следующий раз, когда в Паталипутру нагрянут любознательные путешественники из Чжунго, будет что им показать! То-то удивятся! — и Дхана Нанд снова собрался вставать с трона, но Ракшас опять его остановил, умоляюще складывая руки.

— Мой государь, помилуйте! Ещё не всё.

— Как? — недовольно поморщился Дхана Нанд. — Сколько же осталось письменных прошений? Говори!

— Одно, самое последнее.

— Давай быстрее! — царь уже почти потерял терпение.