— А вот и нет! — возразила Мура. — Некогда благочестивый царь Судьюмна, въехав во время охоты в заколдованный Шивой лес, стал женщиной по имени Ила. Он родил сына Пурураваса от воплощённого Меркурия, носившего тогда имя Буддхи. После рождения мальчика мудрец Васиштха дал Судьюмне благословение один месяц пребывать в мужском теле, в другой месяц — в женском. Так тот царь и правил потом страной, то скрываясь от подданных, когда был в женском облике, то восседая на троне в мужском теле, пока богиня Ади Шакти не даровала ему освобождение. Мы скажем подданным, что ты стал таким, как Судьюмна. Люди примут тебя царём, не переживай! Никто не будет смеяться. И сына твоего мы вырастим сами. Чандра, пойми, Дхана Нанд сейчас заботится вовсе не о тебе, а о наследнике. Он скажет что угодно, лишь бы ты поскорее родил ему маленького ювраджа. Да, он позволил нам встретиться. Но подумай сам, если бы он по-настоящему тебя любил, то именно от него ты бы узнал о действии тёплой воды. От любимых ничего не скрывают. А он скрыл правду даже после того, как ты зачал его ребёнка. Ох, — запричитала она, — мне до сих пор дико видеть тебя в этом теле и с ребёнком во чреве! Я этого не вынесу! — Мура картинно заломила руки.
Юэ поникла, поняв, что в одном мать права: от любимых ничего не скрывают. Любая ложь недопустима. Она же рассказала мужу всё о себе, а он от неё утаил важную правду! Ни словом не обмолвился.
— Я поговорю с ним, — твёрдо пообещала она. — Я спрошу у самраджа, почему он не сказал, что заклятие обратимо. И только после того, как он ответит на мой вопрос, я приму решение, останусь ли я с ним или покину его.
— Идём со мной.
— Куда?
— В подвал.
— Это зачем? — Юэ не на шутку испугалась. Она уже пожалела, что задала мужу вопрос, к которому её умело подвела мать, заставив усомниться в Дхана Нанде.
— Всё ещё боишься? Не доверяешь? — усмехнулся царь. — Значит, Дайма оказалась права. Одно слово хитрой Муры — и нашему браку, клятвам любви и верности пришёл конец. Ты уже мечтаешь вернуть прежний облик и сбежать?
— Это не так! — возмутилась Юэ. — Пожелай я такого, час тому назад сбежала бы, попросив служанку принести мне подогретой воды! Ты бы и оглянуться не успел. Но я не хочу навредить ребёнку, и я пришла не упрекать, а всего лишь спросить: почему, говоря о любви, ты хитростью вынудил меня зачать, не сказав, что имеется другая возможность? Я мог бы превращаться туда и обратно, и я бы не забеременел. Не забеременела… Проклятье! Я уже запуталась и сама не знаю, что чувствую! Час назад я была уверена, что не хочу тебя терять, а теперь, хорошо подумав, я почти тебя ненавижу! Ты завлёк меня в этот брак обманом. Ласкал и целовал, вложил в меня семя, убедил, что любишь, но… Всё это время ты знал, что беременности можно было избежать! И пребывания в столь ненавистном мне женском теле — тоже! Ты не оставил мне выбора, вот что больше всего злит. Ты ничего не сказал! Это не любовь, Дхана! Ты просто сделал из меня любимую игрушку! Чем тогда ты лучше ачарьи, использовавшего меня как оружие?!
Юэ даже не замечала, что каждое слово ранит мужа в самое сердце.
— Идём, — снова повторил он. — Если хоть кроха доверия осталась в тебе.
Он протянул ей руку и очень долго ждал, пока Юэ решится вложить свою изящную ладошку в его ладонь.
Она шла за ним, не задавая больше вопросов и с трепетом ожидая чего угодно. Они очень долго спускались по извитой лестнице. Дхана Нанд заботливо поддерживал её, чтобы жена не оступилась. В подвале стало заметно прохладнее, несмотря на зажжённые слугами факелы, и Дхана Нанд накинул махарани на плечи свою уттарью. Затем он подвёл Юэ к какой-то нише и откинул в сторону чёрную занавесь с изображением солнца. В нише стоял средних размеров серебряный кувшин, закрытый крышкой, тщательно замазанной поверху глиной и обернутой чистой белой тканью.
— Ты заставил меня спуститься сюда, чтобы показать кувшин? — удивилась Юэ.
— Да.
— Чем же он так ценен? — недоуменно спросила махарани.