Половина Луны (СИ)

Онемев и затрепетав, Тара разжала пальцы. Выстиранная уттарья, выскользнув из рук, распласталась по поверхности воды и поплыла вниз по течению. Тарини даже не обратила внимания на потерю. Всё её внимание было приковано к Дурдхаре, наслаждавшейся купанием. Царевна набирала воду в пригоршни и выливала себе на лицо, щурясь от первых лучей солнца, брызнувших из-за горизонта. Она играла с водой и улыбалась. Тарини, почти ничего не соображая, развязала полоску ткани, утягивавшую грудь, рванула с себя пояс, сбросила сандалии, скинула шаровары … Вошла в реку, приблизилась к Дурдхаре и, развернув её к себе, впилась поцелуем в губы.

Никогда ещё прежде ей не было так хорошо! Она чувствовала, как сердце подруги бьётся так близко от её собственного… Упругая грудь царевны, покрытая каплями воды, тесно прижалась к ней, и Тара окончательно потеряла голову. Она жадно целовала Дурдхару, не давая той возможности перевести дыхание, гладила обеими руками её спину, зарывалась пальцами в длинные косы, заставляя пряди расплетаться и свободно ниспадать вниз. Невозможно было оторваться от этой юной красавицы! Казалось, она явилась нарочно в столь соблазнительном виде, чтобы ввергнуть Тару в безудержное падение.

Осознав спустя несколько мгновений, что она натворила, Тара быстро отпустила Дурдхару. Та стояла, тяжело дыша и ошеломлённо глядя на неё. Тара ожидала пощёчины или возмущённых возгласов о том, какая она беспутная грешница, забывшая своё место, но Дурдхара вдруг просияла счастливой улыбкой, и вместо гневной отповеди Тара услышала самые прекрасные на свете слова:

— Наконец… Думала, ты никогда этого не сделаешь.

— Что? — настала очередь Тары растеряться.

— Я боялась, ты всегда будешь страдать по Муре. И неважно, что она тебя не любит. Всё время, что мы знакомы, ты вела себя так, словно готова посвятить этой неблагодарной всю жизнь. Я думала, так и останусь для тебя лишь глупой царевной, не способной сварить рис или почистить рыбу. Неумёхой, которая давит собранные апельсины конём и пережаривает до черноты лепёшки.

— Но ты ведь научилась справляться по хозяйству, — засмеялась Тара. На её глазах выступили слёзы облегчения. Её не отвергли, не оттолкнули! Это ли не самое главное? — С оружием дела, конечно, обстоят не так хорошо, но ты способна и этому обучиться. Нужно просто чуть больше времени.

— И ты продолжишь заниматься со мной? — снова приблизившись к подруге, Дурдхара положила ладони ей на плечи.

— А ты останешься достаточно надолго для этого? — в тон ей ответила Тара, обнимая Дурдхару за талию, а потом вдруг смело скользнула руками на её ягодицы.

Решительное действие не осталось без ответа: царевна накрыла своими ладонями грудь Тары, начав ласкать соски подушечками пальцев так умело, словно её прежде кто-то обучал любовным утехам.

— Останусь хоть до старости, — проговорила Дурдхара нежно. — И нам вовсе не обязательно торчать в твоей хижине! Я уже пожила здесь, никто не мешает и тебе пожить где-то ещё. Мы можем отправиться в один из небольших дворцов, построенных Дханой. Или в Хава Мехел. Там живут Гови и Цэй, но, мне кажется, они вполне способны потесниться…

Всё то время, пока она говорила, её руки продолжали ласкать Тару, вызывая в молодой женщине возрастающее желание. Тарини некоторое время наблюдала за тем, что с ней вытворяет Дурдхара, а потом подхватила царевну на руки и вынесла на берег. Уложив Дурдхару на ворох выстиранного белья, Тара страстно прижалась губами к её шее, вызвав у подруги тихий полувздох-полустон.

— Я поеду, куда скажешь. Главное, чтобы всегда быть рядом, — прошептала Тарини, а Дурдхара решительно привлекла её к себе, вовлекая в столь желанный и долгожданный взаимный поцелуй.

Ребёнок рос так стремительно, что к моменту родов младший астролог внезапно усомнился, уж не близнецы ли готовятся к появлению на свет? Но старший астролог стоял на своём: ребёнок будет один, и пол его точно неизвестен, вопреки твёрдому мнению младшего о непременном рождении мальчика.

С каждым днём передвигаться становилось всё труднее. Юэ с трепетом и страхом наблюдала за неостановимым процессом, происходящим с её телом. Она уже свыклась с тем, что из-за огромного живота почти не видит собственных ног и даже частично — тропинки сада во время прогулок. Садясь на любую поверхность, она отчётливо ощущала, словно внутри неё находится тяжеленный камень, который растёт ввысь и вширь не по дням, а по часам. Царица мужественно гнала прочь искушение облить себя тёплой водой, чтобы хоть несколько мгновений провести в теле Чандрагупты, не обременённого никакой тяжестью.

Дхана Нанд с каждым днём выглядел всё более виноватым. Он гладил живот жены, занимавший теперь добрую треть ложа, но при этом смотрел на Юэ так, что, казалось, вот-вот с его губ сорвётся мольба о прощении.

— Как ты себя чувствуешь? — рискуя вызвать гнев махарани, всё же решался спрашивать повелитель Магадхи раз по десять каждый вечер и утро.

— Паршиво, — устало или уныло отвечала Юэ, не уточняя подробностей. — Но как-то держусь.