Настроение её в последнее время менялось всё непредсказуемее. Впервые за взрослую жизнь Дхана Нанд чувствовал себя беспомощным, как дитя. Если прежде никто не смел повысить на него голос, то теперь эта маленькая женщина, носившая его сына, могла хоть побить его палками до полусмерти, и он бы покорно всё стерпел. Воспоминания о том, что он сам был довольно крупным младенцем, и матушка намучилась изрядно, рождая его, явились весьма некстати. Пугать Юэ он не собирался, но сам уже заранее умирал от страха.
Случалось, Дхана Нанд слышал в ответ на свой вопрос, не краткое «паршиво» и «как-то держусь», а нечто иное. К примеру, Юэ сердито отзывалась:
— Почти не спала. Малыш непрерывно пинался. Вот тебе бы так — хрясь пяткой под рёбра! Аж до треска. И так всю ночь. Я бы посмотрела, как бы ты запел!
Или того хуже:
— Съеденный ужин будто застрял поперёк горла и булькал там до утра. А от выпитой воды становилось ещё хуже, — и добавляла язвительно. — Может, объяснишь, в чём дело? Ты же разбираешься в беременности и родах или нет?
После таких откровений до смерти перепуганный Дхана Нанд срочно вызывал в покои лекаря. Кланяясь и дрожа при виде мечущегося по комнате царя и невыспавшейся, мрачной махарани, старик терпеливо пояснял, что происходящее — в порядке вещей. Желудок царицы сдавлен крупным плодом, поэтому ей тяжело принимать пищу. А по ночам дети действительно толкаются сильнее, чем днём, однако ещё ни один младенец, как бы сильно ни пинался, не поломал своей матери рёбра, так что на этот счёт переживать не следует.
Лекарь снова и снова просил Юэ и самраджа потерпеть ещё немного, ибо роды, по его подсчётам, должны уже были случиться вот-вот… Но они никак не начинались.
— Знаешь, раньше я думала, что нет более тяжкой судьбы, чем вечно оставаться чьим-то рабом, — как-то раз призналась Юэ. — Нет, Дхана! Самое тяжёлое — носить в себе живой, пинающийся шивлингам, который никак не хочет выходить наружу, а только постоянно увеличивается в размерах. Для меня время остановилось. Кажется, будто я навсегда останусь беременной.
— Да нет, не останешься. Родишь уже скоро, — попытался успокоить её Дхана Нанд, но в ответ получил такой яростный взгляд, что предпочёл немедленно согласиться с любой нелогичной мыслью жены.
Иногда Юэ ощущала, как что-то внутри сжимается на несколько мгновений, будто превращаясь в упругий шар. Становилось тяжело дышать, стоять и сидеть. И тогда ей приходилось приваливаться к стене или просить служанок поддержать её, если она в это время шла по саду или коридору. А потом странное ощущение проходило… Дхана Нанду она предпочитала об этом не говорить, справедливо полагая, что царь и так достаточно запуган рассказами про пинки под рёбра, вечную беременность и булькающую еду.
Юэ ежедневно молила богов только об одном: послать ей облегчение. Она уже не боялась рождения младенца, а всей душой желала этого. Вызванный в очередной раз лекарь снова осмотрел её и покачал головой.
— Странно, — изрёк старик, пожевав морщинистыми губами, — и почему юврадж не спешит рождаться? Надо бы ему помочь, — и он вручил Юэ мешочек с горьковато пахнущими травами. — Попробуйте попить этот чай, махарани. Пусть служанки вам заваривают дважды в день половину серебряной ложечки на чашку жидкости, больше не нужно. Только используйте травы осторожно и не превышайте дозу, о которой я сказал. От чрезмерно крепко заваренного чая может начаться кровотечение, — и, откланявшись, целитель вышел.
Не успел он покинуть покои, как Дхана Нанд, вошедший незадолго до этого и услышавший конец их разговора, выдернул из рук Юэ мешочек и вышвырнул его в окно.
— Дрянь какая, — пояснил он. — Горькая и мерзкая на вкус, по запаху чую, так ещё и повредить ребёнку может. Кровотечение? Пусть сам такое пьёт, олень старый!
Посмотрев на Юэ, Дхана Нанд неожиданно потянулся к ней, в два счёта размотал сари и небрежно уронил ткань на пол. Одной рукой он начал осторожно массировать обнажённую грудь жены, лаская пальцами полукружия сосков, потом спустился ниже… Пробравшись меж бёдер супруги, он дотронулся до лона, ставшего в последнее время таким чувствительным, что Юэ застонала от единственного прикосновения к набухшим складкам кожи.
— Дхана… Что ты делаешь?
— Исцеляю своими методами. Полагаю, моя любовь куда эффективнее, чем горький чай, — произнёс Дхана Нанд с такой нежностью, что Юэ невольно растаяла, доверившись ему.
Снова появилось ощущение сжимающегося кольца в животе, но тут же быстро пропало. Юэ и не думала, что способна испытывать желание теперь, когда её тело стало таким неповоротливым и тяжёлым, однако ласки Дханы, кажется, всегда действовали одинаково. Махарани воспламенялась и начинала сходить с ума.
— Надо быть осторожнее, — пробормотал себе под нос Дхана Нанд, говоря это то ли Юэ, то ли себе. — Обопрись, — он собрал кучкой разбросанные по ложу подушки.
Юэ наклонилась, опершись верхней частью тела о созданную для неё точку опоры. Дхана Нанд устроился позади, не прекращая своих ненавязчивых прикосновений.
— Расслабься, — выдохнул он ей в самое ухо.