Половина Луны (СИ)

— У меня было так же, — призналась Мура и сочувственно посмотрела на Юэ. — Но это длилось недолго. Когда дело дошло до пишачей, это уже, считай, почти конец страданиям. Терпи! Зато такого богатого опыта, как у тебя, точно теперь нет ни у одного смертного в Мритью Локе. Разве что сын Мохини и Шивы мог бы соперничать по уникальности с ныне рождающимся наследником Нандов. Ну или Пуруравас, о котором я рассказывала.

Лекарь снова вытаращился, но на сей раз благоразумно промолчал и, вспомнив совет царя, прикинулся одновременно глухим, тупым и беспамятным.

— Слабое утешение, — констатировала Юэ и неожиданно впилась в запястье Дхана Нанда зубами.

Самрадж воздел глаза к потолку, но мужественно не издал ни звука. Даже не застонал.

— Извини, сильная схватка была, — виновато прошептала махарани. — Думал, помру сейчас.

Лекарь икнул и протёр глаза. На миг ему померещилось, будто махарани ведёт себя как насмерть перепуганный пацан, которого неведомой лилой богов забросило в тело царицы.

— Ничего, всё в порядке, — бесстрастно отозвался царь. На месте укуса наливался багрянцем мощный след от зубов дэви Юэ. Дхана Нанд подумал о том, что переживать не о чем. Умело скрыть лилово-красную выпуклость под царскими браслетами не составит для него особого труда. По вечерам перед сном можно делать примочки из трав, а потом всё само пройдёт.

— О вот, и наш прекрасный наследник идёт в этот мир! — вдруг торжественно провозгласил лекарь, и Дайма на удивление быстро встала на колени рядом, помогая старику принять ребёнка.

Юэ облегчённо выдохнула и обмякла, повиснув на руке мужа. Раздался громкий детский плач, который довольно быстро стих.

Очнувшись от короткого забытья, внезапно нахлынувшего на неё, Юэ приоткрыла один глаз и встретилась с любопытными карими глазёнками, вопросительно таращившимися на неё. И уже неважно было, что кожа младенца красная и сморщенная, а волос на голове почти нет. Ребёнок казался похожим на яркую утреннюю зарю или на свежий цветок розы, и Юэ вдруг ощутила, как по её щекам сами собой катятся слёзы…

Лекарь молчал, боясь сказать хоть одно неосторожное слово, за которое его точно отправили бы в костёр.

— А это ведь девочка, — с неожиданной радостью объявила вдруг Мура, приближаясь к няне самраджа. — Такая хорошенькая! — она протянула руки, и Дайма немедленно отдала ей малышку. — Как назовём? — обратилась Мура к едва живой от усталости Юэ. — Или подождём решения брамина?

— Падма, — прошептала Юэ. — Я хочу, чтобы её звали так… Дхана, ты не против, если нашу дочь будут звать Падмини?

Самрадж потрясённо смотрел на малышку, удивительно спокойно лежавшую на руках Муры, таращившую глаза на свет лампад и вовсе не собиравшуюся больше плакать.

— Я согласен, — с трудом выдавил он, не отрывая взгляда от младенца.

— Разочарован, что не сын? — напрямую спросила Юэ, и голос её прозвучал довольно жёстко.

Юэ чувствовала, что если Дхана Нанд сейчас осмелится сказать «да», она не простит его ещё лет двести. Пусть лучше солжёт… Пусть лучше…

— Нисколько, родная, — на ошарашенном лице царя появилась ослепительная улыбка. — Я безумно счастлив!

«Солгал или нет?» — задумалась Юэ, но мучительно размышлять хоть о чём-то сейчас уже не оставалось сил.

Дхана Нанд довёл усталую Юэ до ложа и помог ей удобнее устроиться на подушках, а затем взял ребёнка, которого лекарь и Дайма успели ополоснуть в тёплой воде и обернуть в покрывало, и положил дочь на живот супруги.

— Как я могу быть разочарован? — и, заметив, как малышка, беспомощно ковыряясь внутри куска ткани, пытается добраться до груди матери, Дхана Нанд переложил дочку поудобнее, а сам поцеловал обмякшие пальцы Юэ. — Дочь или сын — разве это важно? Я обещаю: это будет самый любимый в Магадхе ребёнок, можешь не сомневаться!

***

— Вы всё ещё можете ополоснуть её водой из кувшина, который мы привезли из Дзюсенкё для махарани, — неожиданно промолвил Ракшас, выслушав от Дхана Нанда новость о рождении Падмини. — И никто не узнает, что изначально это была девочка. Только в тёплой воде ей мыться будет нельзя, конечно же. Впрочем, и у её матери те же сложности, поэтому им даже легче будет понять друг друга, когда юврадж повзрослеет. Отпадёт не одна проблема, а две.

— Ты ополоумел? — Дхана Нанд сурово поглядел на аматью. — По-твоему, я должен превратить дочь в сына только ради того, чтобы у меня любой ценой появился наследник, а дочь, повзрослев, нашла общий язык с Чандрагуптой?

Ракшас молчал, поняв, что, наверное, перегнул палку.

— Иди, — Дхана Нанд махнул рукой, — надеюсь, это временное помутнение рассудка у тебя скоро пройдёт. Небось, не спал всё время, пока я не занимался государственными делами, а ты подменял меня?

— Не спал, Величайший, — признался Ракшас, вздыхая и мысленно проклиная свой длинный язык.

— Так выспись. И пока не проспишься, даже на порог не приходи!

Ракшас поклонился и вышел.

— Ты ведь не сделаешь этого? — стоило аматье покинуть помещение, и в царские покои вошла Мура, маячившая всё это время где-то возле входа. Лицо её было напряжённым. — Не последуешь совету аматьи?

— Ты о чём? — опешил самрадж.