Половина Луны (СИ)

— Нет, погоди. Всё не так! — неловко засмеялся самрадж, крепче стискивая ладонь жены, а затем поднёс её руку к губам и горячо поцеловал пальцы один за другим. — Чандра для меня не заговорщик и не преступник. Поверь, после рождения Падмини я забыл всё дурное. Сейчас я так счастлив, что даже плешивую панду выпустил бы, да стражи, несущие дежурство возле клетки, доносят, что Чанакья стал чрезмерно злобным. Не ровён час загрызёт кого-нибудь, если выпустить, а потому лучше пусть остаётся там, где есть. Боюсь, даже в человеческом обличье его ярость не пропадёт, а лишь усилится. Я не могу допустить, чтобы люди в Паталипутре пострадали. Только по этой причине Каутилья всё ещё сидит в клетке.

— Речь сейчас не об учителе, а о нас, — и помолчав немного, Юэ добавила: — Ты утверждал, будто я тебе дорога в любом теле…

— И это правда! — воскликнул с чувством Дхана Нанд.

— Докажи.

Самрадж непонимающе воззрился на Юэ:

— Но как?

— Завтра, когда я покормлю Падму, и она уснёт, я ненадолго отдам её на попечение кормилицы. А ты в это время обольёшь меня тёплой водой, оставшись со мной наедине. Спустя недолгое время ты вернёшь мне облик махарани, но мне хватит и нескольких мгновений, чтобы понять, имеет ли для тебя значение тело или важен тот, кто в этом теле находится. Ты сделаешь это?

— Конечно, сделаю, — пообещал Дхана Нанд твёрдо. — Разве ты ещё не поняла? Любое твоё желание будет исполняться!

— Надо, чтобы никто из слуг ничего не заметил, — напомнила Юэ. — Я не желаю, чтобы пошли слухи. Я ещё не готова открыть правду всем и каждому.

— И я не готов! — заверил супругу Дхана Нанд. — А потому никто не войдёт в опочивальню и ничего не увидит, клянусь.

И только тогда Юэ неуверенно ответила на его поцелуй, потянувшись к нему.

Падмини засопела во сне и смешно изогнула тонкие бровки, будто чему-то удивляясь. Вероятно, ей снилось нечто волшебное.

Дхана Нанд же вдруг некстати подумал о том, что пора пойти и вогнать копьё в зад резчику по дереву. Этот наглец обещал, что кроватка из ароматного зелёного сандала с изображением божественных ликов, инкрустированная рубинами и слоновой костью, будет готова к рождению ребёнка! «Играет с огнём, мерзавец… Если сегодня же к вечеру не принесёт обещанное, ему не жить».

— Убить кого-то надумал? — нежно прошептала Юэ на ухо мужу, и её тонкие пальчики скользнули вниз, накрывая восставшее естество Дхана Нанда.

— Как ты… м-мм… догадалась? — слабо простонал царь, чувствуя, как ярость испаряется, сменяясь отчаянным желанием плотских утех.

— По твоему лицу с некоторых пор я вижу всё, — раздалось в ответ, а потом ещё тише Юэ прошептала в его полураскрытые губы. — Мне ничего не нужно сейчас, кроме поцелуев, но я хочу утихомирить твой гнев и спасти чью-то жизнь. Это возможно?

— Твоя любовь каждый день спасает много жизней, родная, — произнёс самрадж, отдаваясь её умелым прикосновениям. — Поверь, очень много…

Резчик по дереву принёс кроватку для маленькой царевны лишь на другой день ближе к полудню и чудом остался жив. Его даже не выпороли, чему неторопливый мастер безмерно обрадовался, не догадываясь, кого следует благодарить за отмену сурового наказания.

Мура покинула дворец сразу, как только Дхана Нанд объявил во всеуслышание о рождении Падмини. Убедившись, что её внучка не будет превращена в наследного царевича со схожим по звучанию именем, Мура попрощалась с дочерью и с лёгким сердцем приказала Дургаму собираться в путь.

Для Калки не осталось иного выхода. Вечно прятаться за спинами Муры и Дхана Нанда было невозможно, она это понимала. Сообщив Шипре и Мартанду, что они едут домой, Калки начала складывать в сундуки новые сари и накидки, подаренные великодушным самраджем. Царь вдруг пожелал, чтобы Калки одевалась не хуже богатейших женщин Паталипутры. Увы, дорогие столичные наряды, полученные в дар от повелителя Магадхи, совершенно не радовали. Бедная женщина даже думать не хотела, что с ней сотворит Джагат Джала, когда она приедет назад после столь длительного отсутствия.

Обратная дорога в Параспуру напоминала Калки долгое и унылое шествие к месту казни. Мура проводила всё время рядом с Дургамом и даже на несколько мгновений не оставалась с Калки наедине. Предупредительная Шипра и услужливый Мартанд днём и ночью находились рядом, но это не успокаивало Калки. Несчастную трясло от ужаса в предчувствии новой встречи с человеком, который за семнадцать лет совместной жизни вымотал ей душу и заставил возненавидеть собственное тело.

Когда они въехали в ворота Параспуры, к великому удивлению Калки, их встретил хромой конюх, страдающие от жары охранники и престарелая кухарка, пришедшая выплеснуть в ров грязную воду.

— Разве Джагат Джала не знает о нашем прибытии? — изумлённо вопросила Калки, высовываясь изнутри колесницы, влекомой четвёркой белых лошадей, также подаренных Дхана Нандом.

— Понятия не имеет, — широко улыбнулась подруге Мура с высоты спины рыжего жеребца.