С растерянным видом Оланна завернула кастрюлю с супом в кухонное полотенце и понесла к машине. Угву сновал туда-сюда, кидая в сумки одежду и игрушки Малышки, припасы из холодильника, одежду Хозяина, покрывала и платья Оланны. А грохочет-то все ближе! Бросив сумки на заднее сиденье, Угву кинулся запирать двери и опускать жалюзи. За окном сигналил Хозяин. Угву застыл посреди гостиной, голова шла кругом, хотелось в туалет. Он помчался в кухню, выключил газ, схватил с полки три альбома с фотографиями, так заботливо собранные Оланной, и побежал к машине. Едва он захлопнул дверцу, Хозяин тронулся с места. Улицы города будто вымерли, так было на них тихо и пусто.
У городских ворот солдаты Биафры пропускали машины по одной. Вид у солдат был бравый: защитного цвета форма, начищенные до блеска ботинки, на рукавах нашивки – половина желтого солнца. Угву хотелось оказаться среди них. Хозяин помахал им и крикнул: «Так держать!»
В воздухе вилась пыль, окутывая все вокруг мутным бурым одеялом. Вдоль шоссе тянулись толпы людей – женщины с коробками на голове и младенцами за спиной, босоногие ребятишки с узлами одежды, мешками ямса, ящиками, мужчины с велосипедами. Многие почему-то средь бела дня несли зажженные керосиновые лампы. Какой-то малыш споткнулся, упал, мать наклонилась и помогла ему встать, и Угву вспомнился дом, братишки-сестренки, отец с матерью, Анулика. За них нечего бояться. Им не придется бежать – их поселок слишком отдаленный. Просто Угву не побывает у Анулики на свадьбе, не обнимет Ннесиначи, как мечтал.
Но он скоро вернется. Война быстро кончится: армия Биафры отравит нигерийцев к черту газом – и все! Он еще вкусит сладость Ннесиначи, еще будет ласкать ее нежное тело.
Ехали медленно – мешали толпы людей и посты на дороге, – а возле Милликен-Хилл надолго застряли. Впереди ехал грузовик с надписью: «Никто не знает, что будет завтра». Пока он полз вверх по крутому склону, рядом бежал парень с деревяшкой, чтобы бросить ее под заднее колесо, если машина вдруг покатится назад.
Когда добрались до Аббы, уже смеркалось, ветровое стекло было покрыто слоем буроватой пыли, а Малышка спала.
16
Ричард удивился сообщению, что федеральные власти объявляют «полицейскую акцию для усмирения мятежников». А Кайнене – нисколько.
– Все из-за нефти, – объяснила она. – С нашими запасами нефти нас так просто не отпустят. Но война скоро кончится. У Оджукву, по словам Маду, большие планы. Он предложил мне пожертвовать иностранную валюту в пользу военного кабинета, тогда после войны я смогу получить какой угодно контракт.
Ричард молча смотрел на нее. Кайнене, видно, не понимала, как глубоко чужда ему сама мысль о войне, неважно, короткой или затяжной.
– Лучше тебе перевезти вещи в Порт-Харкорт – поживешь здесь, пока мы не прогоним нигерийцев, – предложила Кайнене. Она просматривала газету, кивая в такт песне «Битлз», и, глядя на нее, можно было подумать, что ничего особенного не происходит, что война в любом случае неизбежна, а перевезти вещи из Нсук-ки – самое обыденное дело.
Повез его шофер Кайнене. Всюду выросли посты: шины и утыканные гвоздями доски поперек дороги, рядом – мужчины и женщины в рубашках цвета хаки, невозмутимые, строгие. Первые два поста миновали без помех. «Куда едете?» – спрашивали их и пропускали. Но близ Энугу народные ополченцы перегородили дорогу бревнами и ржавыми барабанами. Шофер затормозил.
– Назад! Назад! – В окно машины заглянул человек с длинным куском дерева, вырезанным в форме винтовки. – Назад!
– Добрый день, – обратился к нему Ричард. – Я работаю в университете Нсукки и еду туда. Там остался мой слуга. Мне нужно забрать рукопись и кое-что из вещей.
– Поворачивайте назад, сэр. Мы скоро прогоним захватчиков.
– Но там моя рукопись, бумаги. И мой слуга тоже там. Видите ли, я ничего не взял. Я ведь не знал…
– Назад, сэр. Это приказ. Там опасно. Вы сможете вернуться, сэр, как только мы прогоним захватчиков.
– Но поймите же… – Ричард подался вперед.
Глаза охранника превратились в узкие щелки, а большой глаз на его рубашке с надписью «Будь начеку» как будто округлился.
– А вдруг вы нигерийский агент? Ведь это вы, белые, позволили Говону убивать невинных детей и женщин.
–
Охранник засмеялся – то ли добродушно, то ли злорадно.
– Вот те на! Белый называет себя биафрийцем! Откуда вы знаете наш язык?
– От жены.
– Ладно, сэр. С вашими вещами в Нсукке ничего не случится. Дороги будут свободны через несколько дней.
Шофер развернулся и поехал назад, а Ричард все оглядывался на пост, пока тот не скрылся из виду. Он удивлялся, как легко слетели у него с языка слова на игбо: «Я биафриец». Почему-то не хотелось, чтобы шофер передал их Кайнене. Или рассказал, что он, Ричард, назвал ее женой.
Через пару дней позвонила Сьюзен. Близился полдень, и Кайнене уже уехала на одну из своих фабрик.
– Я не знал, что у тебя есть номер Кайнене, – удивился Ричард.
Сьюзен хихикнула.
– Я слышала, что из Нсукки все эвакуировались, и догадалась, что ты сейчас у нее. Ну как ты? Все хорошо? – Да.