– Пойдем покажу. – Мать вывела Оланну на задний двор, к дереву манго и велосипеду под ним. Рядом валялась упавшая с багажника сумка, из нее просыпался на землю рис. – Стащил рис и собрался домой! К счастью, сумка упала! Кто знает, сколько всего он еще украл? Теперь понятно, куда делись мои ожерелья.
– Прошу вас, поговорите с мадам! Дьявол меня попутал! – Слуга с мольбой протягивал руки к Оланне. – Прошу, заступитесь за меня.
Оланна отвернулась, чтобы не видеть морщинистого лица слуги, глаз с пожелтевшими белками; он оказался старше, чем она думала сначала, – хорошо за шестьдесят.
– Встаньте, – велела она.
Старик в нерешительности глянул на мать Оланны.
– Встаньте, я сказала! – Оланна не собиралась повышать голос, но вышло резковато.
Старик поднялся на ноги, сконфуженно опустил глаза.
– Мама, если ты решила его уволить – увольняй, и пусть идет. Бог с ним, – сказала Оланна.
Старик вздохнул, будто ожидал от нее совсем другого. Удивилась и мать, глянула на Оланну, на старика, на Максвелла. Уронила руку, упертую в бок.
– Даю тебе последнюю возможность исправиться, только ничего в этом доме не трогай без спросу. Слышишь?
– Да, мадам. Спасибо, мадам. Благослови вас Господь, мадам.
Старик продолжал рассыпаться в благодарностях; Оланна взяла со стола банан и вышла из кухни.
Она рассказала Оденигбо обо всем по телефону: как ей неприятно, что пожилой человек прилюдно унижался и что мать сполна насладилась его позором и своим праведным гневом.
– И все из-за каких-то четырех стаканов риса.
– Кража есть кража, нкем.
– Мой отец и его дружки-политики заключают грабительские контракты, но никто их не заставляет на коленях молить о пощаде. На ворованные деньги они строят дома, сдают беднякам вроде того старика, поднимают плату за жилье, так что продукты покупать уже не на что.
– Воровство нельзя оправдать воровством. – Голос у Оденигбо почему-то был хмурый.
– Что-нибудь случилось?
– Мама приехала. Нагрянула без предупреждения.
Так вот откуда эта мрачность.
– Ко вторнику уедет?
– Не знаю. Жаль, что тебя здесь нет.
– Хорошо, что меня нет. Уже обсудили, как разрушить чары ученой ведьмы?
– Пусть только попробует намекнуть!
– Чтобы ее задобрить, скажи, что мы хотим ребенка. Или она придет в ужас? Подумать только, ее внук унаследует гены ведьмы!
Оланна надеялась рассмешить Оденигбо, но не преуспела.
– Скорей бы вторник, – вздохнул Оденигбо.
– И я жду не дождусь. Скажи Угву, пусть проветрит ковер в спальне.
Вечером к Оланне в комнату зашла мать, благоухая духами «Хлоя»; аромат чудесный, но для чего так поливаться духами на ночь? Духов у матери – целый парфюмерный магазин, весь комод уставлен пузырьками – высокими, низенькими, узкими, пузатыми. Не истратишь и за полвека.
– Спасибо, нне, – сказала мать. – Твой отец уже пытается загладить вину.
– Ясно. – Оланна не стала интересоваться, как именно отец заглаживает вину, но испытала странную гордость, что смогла поговорить не хуже Кайнене, чего-то добиться, принести пользу.
– Теперь миссис Нвизу перестанет мне названивать и сообщать, что видела его в доме любовницы, – продолжала мать. – На днях она съехидничала насчет людей, чьи дочери отказываются выходить замуж. Бросила камешек в мой огород и ждала, что я отвечу. Зато ее дочь в прошлом году вышла замуж, а для свадьбы ничего не заказали за границей – денег не хватило. Даже свадебное платье шили здесь, в Лагосе! – Она села на кровать. – Кстати, кое-кто хочет с тобой познакомиться. Знаешь семью Игве Оночи? Их сын – инженер. Он тебя, кажется, где-то видел и мечтает познакомиться поближе.
Оланна со вздохом откинулась на подушки и приготовилась слушать.
В Нсукку Оланна вернулась в тот тихий послеполуденный час, когда солнце палило нещадно и даже пчелы, истомленные зноем, неподвижно сидели на цветах.
Машина Оденигбо стояла в гараже. Не успела Оланна постучать, а Угву уже открыл дверь, в расстегнутой рубашке, с влажными пятнами пота под мышками.
– Добро пожаловать, мэм.
– Угву! – Ей не хватало его преданного взгляда, дружеской улыбки. –
– Хорошо, мэм. – Угву отправился к такси за ее сумками.
Оланна зашла в дом. В гостиной стоял знакомый запах моющего средства, которым Угву чистил гардины. Она надеялась, что мать Оденигбо уже уехала, и не на шутку расстроилась, застав ту на диване, в дорожной одежде, с сумочкой в руках. Рядом стояла Амала с металлической шкатулкой.
– Нкем! – Оденигбо шагнул Оланне навстречу. – Наконец-то ты вернулась, наконец-то! – Он был напряжен, сухими губами слегка коснулся ее губ, коротко обнял. – Мама с Амалой как раз собрались уезжать. Я отвезу их к автобусу.
– Здравствуйте, Матушка, – сказала Оланна, но даже не попыталась подойти ближе.
– Оланна!
Оланна слегка опешила, но обрадовалась. Видно, Оденигбо объяснил ей, как сильно они любят друг друга, а их решение завести ребенка окончательно примирило Матушку.
– Амала, как дела? – спросила Оланна. – Я и не знала, что вы тоже здесь.
– С приездом, – промямлила Амала, не поднимая глаз.