Половина желтого солнца

– Ты все вещи собрала? – спросил Оденигбо у матери. – Скорей, скорей.

– Вы успели поесть, Матушка? – спросила Оланна.

– Я так сытно позавтракала, что есть до сих пор не хочется, – ответила та. Лицо у Матушки было довольное, взгляд лукавый.

– Пора ехать, – торопил Оденигбо. – У меня вечером игра.

– А вы, Амала? – При виде Матушкиной улыбки Оланне вдруг захотелось, чтобы они задержались еще хоть ненадолго. – Вы-то перекусили?

– Да, спасибо. – Амала упорно смотрела в пол.

– Дай Амале ключи, она отнесет вещи в машину, – сказала Матушка сыну.

Оденигбо шагнул к Амале, издали протянул руку с ключом. Амала взяла ключ осторожно, не касаясь руки Оденигбо. Это длилось всего лишь миг, но Оланна заметила, как старательно они избегали прикосновений, будто их объединяло нечто общее и столь важное, что исключало любую иную близость.

– Доброго пути.

Оланна проводила машину взглядом, но не двинулась с места, уверяя себя, что ошиблась: ничего особенного в этом жесте не было. Нечто похожее она испытывала в приемной у гинеколога – уверенность, что с ней что-то не так, и одновременно жажду услышать, что все в порядке.

– Мэм, будете кушать? Рис разогреть? – предложил Угву.

– Попозже. – У нее мелькнула мысль спросить Угву, заметил ли он что-то неладное. – Сходи посмотри, не поспели ли авокадо.

– Да, мэм. – Угву чуть помедлил, прежде чем уйти.

Все время, дожидаясь Оденигбо, Оланна простояла у дверей.

– Что-то случилось? – спросила она, как только он переступил порог.

– В каком смысле? – В руке Оденигбо держал свежие газеты. – Один мой студент прогулял прошлый зачет, а сегодня явился и предложил мне денег, жалкий неуч.

– Я не знала, что Матушка приезжала с Амалой, – проронила Оланна.

– Да.

Оденигбо перебирал газеты, избегая взгляда Оланны, и мало-помалу ее объял ужас. По его судорожным движениям, по страху в глазах, по тому, как он силился взять себя в руки, она поняла: случилось то, что не должно было случиться.

– Ты переспал с Амалой.

Это не был вопрос, но все же Оланна ждала ответа, ждала, что его оскорбит такое предположение. Оденигбо молчал.

– Ты спал с Амалой, – повторила Оланна.

Никогда не забудет она его лица в тот миг: он смотрел на нее растерянно, будто и в страшном сне не мог вообразить подобной сцены и потому опешил, не находя слов.

Оланна пошла на кухню, но у обеденного стола пошатнулась. Слишком тяжел был груз, не для ее хрупких плеч.

– Оланна…

Она не отозвалась. Оденигбо не бросился следом – помешал страх виноватого человека. Оланна не села в машину и не уехала сразу к себе на квартиру. Опустившись на ступеньки заднего крыльца, она долго смотрела, как под лимонным деревом наседка водит шестерых цыплят, подталкивая их к крошкам на земле. Возле флигеля Угву срывал с дерева авокадо. Наседка вдруг отчаянно заквохтала, расправила крылья, спеша загородить цыплят, но те не сразу бросились под крыло, и ястреб унес пестренького цыпленка. Все произошло так стремительно, миг – и ястреб исчез с цыпленком в кривых когтях. Наседка с кудахтаньем носилась по двору, поднимая клубы пыли, остальные цыплята испуганно сбились в кучку. Оланна смотрела на них, гадая, понимают ли они скорбный танец матери, – и дала наконец волю слезам.

Тусклые дни тянулись, похожие один на другой. Оланна хваталась за мысли, за дела. Когда Оденигбо в первый раз пришел к ней на квартиру, она долго колебалась, впустить ли его. Но он ломился в дверь, повторяя: «Нкем, открой, пожалуйста, открой», и Оланна сдалась. Она сидела, цедя воду, пока Оденигбо оправдывался, что был пьян, что Амала набросилась на него, что это была лишь минутная похоть. В итоге Оланна выгнала его. Как у него хватило наглости оправдывать свой поступок «минутной похотью»! Оланне были противны и эти слова, и его спокойный тон, когда он пришел во второй раз и сказал: «Это ничего не значит, нкем, ровным счетом ничего». Неважно, что это ничего не значит, важен сам поступок: стоило ей на три недели уехать – он изменил ей с деревенской служанкой матери. С какой легкостью он обманул ее доверие. Оланна решила побывать в Кано, где всегда обретала ясность мыслей и душевный покой.

Летела она с остановкой в Лагосе, и, когда сидела в зале ожидания, мимо прошла высокая худая женщина. Оланна вскочила и чуть было не крикнула: «Кайнене!» – но поняла, что обозналась. Кожа у незнакомки была светлее, чем у Кайнене, и вдобавок Кайнене никогда не надела бы красную блузку с зеленой юбкой. А жаль, что это не Кайнене. Сели бы рядышком, и Оланна пожаловалась бы сестре на Оденигбо, а Кайнене нашла бы меткие, едкие и притом утешительные слова…

Аризе пришла в ярость, выслушав рассказ Оланны.

– Скотина из Аббы! Отсохни его блудливый член! Да разве он не понимает, что каждое утро должен на коленях благодарить Бога, что ты соизволила на него взглянуть? – бушевала она, успевая демонстрировать Оланне эскизы пышных свадебных нарядов. Ннакванзе все же сделал ей предложение. Оланна разглядывала наброски. Все казались безвкусными, но поддержка Аризе так ее тронула, что она, ткнув в один из рисунков, шепнула: «O maka, очень красиво. Прелесть!»