Половодье. Книга вторая

Об этом же размышлял и Петруха. Гурцев рассказал ему, что произошло на собрании в штабе. Но где были Антипов и Ливкин! Почему они допустили такое? Мужики за Советскую власть. Каратели научили их разбираться в политике.

Петруха досадовал на Мефодьева. И тут же прощал ему. Горяч, зачастую ломится не туда, куда следует. А состав армии пестрый. Есть здесь и богатые мужики, которые не променяли бы белую власть на Советскую, когда б не казачий шомпол. Вольницы им хочется крестьянской, жить партизанской державой.

А Лайош думал о Сибири. Нравилась она Лайошу широтой русской души. Хорошие люди живут здесь. Добрые, веселые. Но характеры крутые. Захотелось им поставить Советскую власть — поставили. Захотелось покончить с Колчаком — покончат. Очень хорошие люди!

У одного из стогов, что чернел у самой дороги, спешились. Кони потянулись к душистому степному сену. Они выдирали зубами клочья сена и, пофыркивая, жевали с хрустом. Петруха отпустил у своей кобылы подпруги, разнуздал ее и погладил по потной шее:

— Проголодалась. Ну ешь, ешь!

Эх, недурно бы вздремнуть сейчас. Забраться в стог и поспать до утра. Всласть отдохнуть. Вторую ночь Петруха проводит на ногах.

Куприян лежал, привалившись к стогу, и смотрел в небо. Оно было густо усыпано звездами. Иногда звездочки срывались и падали во мрак ночи. Вот упала где-то за Вспольском, а эта — левее, может, у самой Москвы. Знают ли в Москве о восстаниях в тылу у Колчака? Должны знать. Омская организация большевиков поддерживает связь с Центральным Комитетом. А потом — перебежчики, колчаковские газеты. Как ни замалчивают газетчики партизанской войны, а нет-нет да и прорвется сообщение. Читал же Гурцев в «Сибирской речи» о налете Мефедьева на ярмарку. Было бы совсем здорово послать через фронт своего товарища, чтоб поведал о наших делах. Кроме того, нужно связаться с подпольем Новониколаевска, Красноярска, Барнаула и других крупных городов. Наступила пора как-то координировать действия большевистских организаций на территории, где установлена Советская власть, создавать партийные ячейки, усилить влияние большевиков в армии и в селах.

— На моей родине есть очень большая крепость, — почему-то вспомнил Лайош. — Турки много раз подходили к ней и не могли взять. Народ защищал ее. Были женщины, дети. Давно это случилось, а Венгрия помнит защитников Эгера.

— Может, и нам спасибо скажут внуки. Должны сказать, — Куприян вскочил и подошел к своему жеребцу, который заступил в повод. — Как ты думаешь, Петр Анисимович?

— Должны, — твердо прозвучал голос Петрухи.

— В той крепости до сих пор хранится гора черепов венгров, погибших при защите Эгера, — продолжал Лайош.

Мадьяра вдруг оборвал Петруха:

— Поедем. — И при лунном свете холодно сверкнул его глаз.

На въезде в Воскресенку от высокого местами упавшего в улицу плетня рывком отделились две фигуры. Щелкнули затворы винтовок. Хриплый голос прозвучал властно и подозрительно:

— Ни с места! Покажь документы!

Всадники остановились. Ждали, когда подойдут дозорные. Но те не спешили. Переминаясь, разглядывали задержанных. Вид всадников, очевидно, насторожил их.

— Чего ж вы! — нетерпеливо сказал Петруха, отвалясь на заднюю луку.

— А мы ничего, — прохрипело сердито. — Ежели не хочешь, чтоб сняли с седла, покажь документы!

— Строгий какой! — проговорил Куприян и достал из кармана бумагу. — Вот, смотри.

Тогда один из дозорных — плечистый, в зипуне и шапке — стал приближаться к ним, ступая легко и пружинисто. На ходу он бросил через плечо другому:

— Держи их на мушке и чуть чего — стреляй! А ну, что за документы? — Он взял бумагу из Куприяновых рук и начал вертеть, пристально всматриваясь в нее.

— Темно, — проговорил Петруха. — Я спичку зажгу.

— Сам зажгу, — боец чиркнул спичкой, осветил свое бородатое сумрачное лицо. — Кто будете?

— Читай, — спокойно сказал Куприян.

— Сам знаю, что делать. На сходку прибыли?

— На какую?

— Али там как ее?.. На съезд, что ли? К нам многие едут.

— Мы со съезда, — ответил Петруха.

— Хватит дурить. Давай за мной!.. А ты их, Панько, держи на мушке.

Всадники тронули коней. Боец вышагивал рядом, держа винтовку наперевес. Уголком глаза он следил за каждым их движением. Трусил, оттого и похвалялся всю дорогу, пугал:

— Бежать вам никак нельзя. У нас в Воскресенке армии больше тыщи, и все отчаянные.

— Какая ж армия?

— Знамо, какая, — мужик повернул голову к всадникам, чтобы лучше разглядеть, как они отнесутся к его словам. — Крестьянская!

Петруха и Куприян рассмеялись.

— Но-но! — все так же строго прохрипел боец.

Они остановились у крытой соломой неказистой, обшарпанной мазанки. Избушка походила на застаревший трухлявый гриб, который вот-вот сам по себе рассыплется. Под козырьком крыши светилось маленькое оконце.

— Везет же мне! — хмыкнул Куприян, обращаясь к Петрухе. — Куда б ни поехал, везде вот так, по начальству таскают.

Подобравшись к оконцу, боец постучался. Когда ему ответили, вызвал хозяина на улицу.

— Подозрительные по ночам разгуливаются, — заключил он.