Половодье. Книга вторая

— Карательную экспедицию против отряда Мефодьева лично возглавлял начальник контрразведки дивизии Анненкова поручик Лентовский. В ней участвовало полторы тысячи штыков и сабель, — сказал Шарунов. — Но шайка мятежников оказалась сильнее. У нее превосходство в живой силе и пулеметах. Остаткам наших отрядов пришлось отступить. Мы посылали в помощь Лентовскому одного офицера — выходца из Галчихинской волости. Сейчас он в Омске и, как объясняет, силы мятежников…

— Напрасно вы держите в Омске проштрафившегося офицера! — Колчак стукнул кулаком по столу и весь подался к ротмистру. — Пошлите его на фронт. Немедленно!

— Слушаюсь, ваше превосходительство. Силы мятежников за последнее время значительно возросли. К ним пристали мадьяры и прочий сброд. Думаю, что следует посылать уже не отряды, а крупные регулярные части. Силами одной контрразведки не удастся умиротворить восставшие уезды.

— Вы ни на что не способны, ротмистр! Но почему-то в свое время поскромничали и не сказали мне об этом, — глаза у адмирала округлились и застыли. — Борьбу с партизанами, точнее — их полный разгром поручаю вам, генерал.

Матковский качнул головой. Конечно же, он справится с этой задачей. Совсем недавно отказался идти на фронт батальон Томского полка и его очень быстро успокоил Матковский. Достаточно было расстрелять двадцать солдат, и бунт кончился. С нами бог, как писал в приказе по тыловым частям генерал.

— Чем быстрее, генерал, покончите с большевиками в тылу, тем большую услугу вы окажете России. Нужно проявить максимум воли. Помните одно: победителей не судят, — продолжал Колчак. — Для проведения операции вы можете располагать всей дивизией Анненкова, корпусом польских легионеров, польскими уланами, корпусом сибирских казаков. Кроме того, разрешаю бросить против красных два стрелковых полка. Надеюсь, это будут хорошие маневры для наших войск. Учеба, близкая к боевой обстановке. На каждого мятежника, вероятно, придется не менее трех-четырех наших солдат. Вы свободны, господа!

— Я бы хотел проинформировать, ваше превосходительство, — задержался Шарунов.

— Что у вас?

— О Гайде. Получены сведения, что его пышно встречал Красильников в городе Канске. Полковник клялся Гайде, что по первому же его приказу поведет наступление на Омск.

— Предатели! — выкрикнул Колчак, выскакивая из-за стола. — Я дал им все. Я произвел Гайду в генералы, Красильникова — в полковники! Я мог отдать Красильникова под суд!.. Хорошо, идите, ротмистр. У вас все?

— Все, ваше превосходительство.

— Идите!

Колчак тут же вызвал Комелова.

— Заготовьте приказ о лишении Гайды чинов и орденов. Он из России уедет тем, кем приехал сюда — незаметным австрийским фельдшером, — холодно проговорил адмирал. — Каждый должен расплачиваться за свое прошлое!

15

Степан Перфильевич и Володька прибыли в Омск на рассвете. Утро было сырое, промозглое. Ночью здесь прошел дождь, и на перроне матово светились лужи, по которым вышлепывали солдаты, встречающие поезд с фронта. У многих солдат были носилки. А в стороне, у ворот и на вокзальной площади, — фургоны, крестьянские телеги, крытые брезентом санитарные двуколки.

Кутая лицо в воротник нового касторового пальто, Степан Перфильевич с интересом наблюдал за суматохой. Владимир потянул было отца к вокзалу, но он уперся:

— Поглядим.

Кроме них, на перроне топталось немало любопытных. Больше женщины и барышни. Одни прибыли с поездом. Другие были без багажа: наверно, выходят не к первому составу с ранеными, надеясь встретить кого-то из родных или знакомых.

Паровоз протащил вереницу теплушек и остановился. Степан Перфильевич посмотрел на хвост состава: он обрывался далеко, у самых стрелок. И где только разместят такую уйму раненых!

Едва открылись двери теплушек, станцию огласили стоны и крики. Откуда-то появились сестры милосердия в белых платках и с нарукавными повязками. Они помогали солдатам разгружать вагоны. Раненых ложили на носилки и тащили к подводам. Но некоторые брели к воротам сами, припадая на палки или держась за санитаров.

— Вон тифозные, — кивнул Владимир на больных с пунцовыми перекошенными лицами, которые бились в бреду на телегах. Их придерживали и прикручивали веревками.

Степан Перфильевич взглянул и, понурившись, отвернулся. Вид больных был ужасен. У лавочника защемило сердце при мысли, что его сын мог оказаться среди этих людей. Нет, Володька — молодец, сумел пристроиться.

Один из вагонов разгружали быстрее. Прямо к нему подходили зеленые ребристые фургоны, в которые сбрасывали трупы умерших в пути. Падая, трупы постукивали костями по доскам или плюхались, как набитые куделей мешки.