Половодье. Книга вторая

— Вами недовольно очень высокое лицо, — цедил сквозь зубы Шарунов. — Не смею судить, насколько обоснованы его претензии. Но я ничего не могу сделать, так как при нашем разговоре с высокопоставленным лицом присутствовал генерал Матковский. Он отлично знает вас. И для меня, и для всего нашего отдела могут быть неприятности, если вы через двое суток не отправитесь на фронт. Ваши документы уже высланы в штаб генерала Каппеля, куда вам и надлежит явиться. Прощайте, подпоручик!

— Как же это? — дрожащим голосом протянул Владимир. — Почему?

— Не теряйте дорогих минут, подпоручик. Вам даны двое суток тыловой жизни и постарайтесь использовать их разумно.

Оказавшись на улице, Владимир постоял у подъезда, не зная, куда идти и что вообще предпринять. Вместо того, чтобы сразу отправиться в гостиницу и сообщить неприятную новость отцу, он почему-то вышел на площадь и кружил по ней, натыкаясь взглядом на втоптанных в грязь крыс. И его могут вот так же раздавить на фронте, как крысу. Владимир уже не мечтал о ратных подвигах. Это было лишь в первые месяцы, после окончания военного училища. А теперь он повидал многих офицеров, которые хорошо пристроились в тылу и не рвутся на фронт. Или там убьют, или заболеешь тифом, и на одной из станций сгрузят в фургон твой труп. И голова страшно застучит по доскам.

Что за высокое лицо, которое хочет смерти молодому, еще не видевшему жизни офицеру? И почему именно выбор пал на Владимира? Кажется, никому из начальства подпоручик не сделал плохого. Он привел отряд Мансурова в Покровское. И разве его вина в том, что каратели были разбиты. Нет, тут что-то иное. Владимира спутали с кем-то, и он должен нести кару за другого.

Отец и сын проговорили всю ночь. Степан Перфильевич строил множество планов, один другого несбыточнее, чтобы вырвать Владимира из лап смерти. А утром собрался к Вологодскому. Слышал лавочник, что премьер принимал купечество по торговым делам.

«Назовусь каким-нито богатым дельцом, примет», — подумал Степан Перфильевич.

В совете министров его провели в канцелярию, и разбитной чиновник, часто сморкаясь в большой носовой платок и важничая, стал расспрашивать, кто он да откуда, и почему обращается непосредственно к Вологодскому. Премьер-министр не имеет возможности принимать по частным вопросам, сейчас очень трудное время. К тому ж Петр Васильевич не совсем здоров. Короче говоря, пусть Поминов обождет до лучших дней, если ему непременно хочется попасть к премьер-министру.

— Но они же сами вызвали меня, — соврал Степан Перфильевич. — Их превосходительство так и сказали…

— Ничем не могу помочь. Вашей фамилии нет в списках.

— Значит, их превосходительство позабыли записать. А я пройду к ним, они и вспомнят.

— Не мешайте работать, господин Поминов. — Чиновник высморкался и показал на дверь.

Степан Перфильевич порылся в бумажнике, как будто отыскивая очень нужный ему документ, выложил на стол несколько кредиток. Поднялся и быстро вышел.

А после обеда он был снова в канцелярии. Тот же чиновник опять подробно допросил его и громко проговорил, чтоб слышали за соседними столами:

— О вас спрашивали, господин Поминов. Действительно, его превосходительство Петр Васильевич интересовался вами.

Затем чиновник провел Степана Перфильевича по железным плитам лестницы наверх, в приемную премьер-министра. И вскоре его пригласили в кабинет.

Степан Перфильевич вошел в большую комнату с лепным потолком и массивными бронзовыми люстрами. На зеленоватом фоне стен белели две изразцовые печи. Комнату разрезали колонны, из-за которых и появился Вологодский. Он был в черном залоснившемся пиджаке, в ботинках с квадратными носками. Премьер приблизился к Степану Перфильевичу мелкими танцующими шажками, показал на желтое кожаное кресло, отражавшееся в натертом до блеска паркете.

— Ну-с, что скажете? — Вологодский пощипал клинышек бороды, выжидающе прищурился.

Степан Перфильевич рассказал о цели своего визита. Единственного сына посылают на фронт и заступиться некому. Служил же Владимир в контрразведке, пусть бы и дослуживал там до конца войны.

— Сыну на фронт нельзя, потому как мать у него в самом пекле у разбойников-партизан, выручать ее нужно.

— Многие люди находятся в стане большевистских тиранов. Есть там и крупные деятели, без коих нам трудно восстанавливать Россию, — жалостливо опустив глаза, произнес Вологодский. — И вашему сыну выпал почетный жребий, вызволить из рабства и их, и свою мать. Победа близка, и вам, как истинному патриоту, следует гордиться тем, что ваш сын идет в бой за справедливость. Он покроет свое имя неувядаемой славой!..

— Может, хоть отсрочить, — попросил лавочник.

— Родина никогда не забудет вашей жертвы, — заключил Вологодский и скрылся за колонной, давая понять, что аудиенция окончена.

И отец с сыном снова ломали свои головы над тем, к кому еще можно обратиться. Владимир, лежа в постели, вспоминал всех влиятельных знакомых. Но в таком деле вряд ли кто может оказать покровительство. Наверно, придется все-таки ехать в штаб Каппеля, а там уж — куда пошлют.

И вдруг Владимир вскочил с постели.