Август только теперь и лишь чуть-чуть начинал догадываться о необъятных просторах любви и вариативности тела. Очень хорошо поняв, какой источник знаний он обрел. И какую лишь малую часть из него отпил, из-за своего подсознательного страха и инстинктивного желания сберечь юную невинность для более важного, особого случая. И не представлял, где он найдет такой
Отпуская его через неделю домой, Томила прижала голову Августа с непослушными вихрами к себе и прошептала:
— Когда вы всё попробуете, приходи, я покажу и научу тебя еще. И всегда дам совет, помни!
Он помнил. Томила стала единственной наперсницей его первых соблазнений и совращений девственных, волооких красавиц.
Возвращение в объятия Лауры было как пройденный урок. И понадобилась пара бессонных ночей, чтобы он адаптировался к их трениям лобок об лобок. Лаура тонко почувствовала, что что-то изменилось в движениях Августа, они стали уверенней и… другими, но, будучи тактичной девушкой, ничего не спросила.
Совсем незаметно для себя Август втянулся и стал привыкать, что днем к нему приходила
Он был весь ее, родной, нежный, ласковый, маленький, но с… Скажем мягко: она ценила
— Почему ты такой застенчивый, — шептала она, — я же люблю тебя. Ты можешь делать все, что ты хочешь…
Он помнил только одно, что она должна выйти замуж девушкой. Иначе ее жизнь будет угроблена.
Днем на диване он все пытался пробраться к лобку Мадины. Она была без кофты и без лифчика, ее красивая грудь слепила ему глаза, юбку она давала поднять, но снять трусики он никак не мог. Она шептала, закатывая глаза:
— Не целуй меня
Но она не теряла. Потом у Августа будет девочка, которая от его поцелуев действительно будет терять сознание. О, это будет особая история, история ее «девственной вечной плевы». Которая потом изумляла всех гинекологов, включая и его брата Максимилиана. Который учился на врача в Питере, — папа хотел, чтобы сыновья пошли по его стопам. И в зрелом возрасте, в 25 лет (!), Август сожалел, что не уступил настояниям мудрого папы.
Он гладил бедро Мадины, забросив ногу на ее колени, и все чаще рукой, переходя от бедра к бедру, ласкал ее лобок, ощущая его выпуклость и влажность. Она стонала, извивалась, прерывисто дышала, но как только он обнимал ее лобок ладонью и сжимал, начинала изворачиваться и крутиться.
Тогда он решил предпринять другую тактику. Дав ей успокоиться, он повел ладонью по ее голым ногам. Она успокоилась, не сопротивлялась, думая, что сейчас он перейдет на бедра и сожмет ее зад. Он довел ладонь до арки и тут же сжал внутреннюю часть ног. У него были сильные пальцы, указательным он одновременно отодвинул ее слабые трусики и коснулся влажного входа. Мадина ничего не понимала до тех пор, пока он не продвинул стержень вглубь, на два сантиметра. Она даже не представляла, что такое может быть. Она взвыла от боли и страха, что он что-то ей повредил, — ее девственная плева была расположена близко от входа, — и стала панически выталкивать его руку и бешено вертеть бедрами.
Ему это надоело. Август вскочил и сказал, чтобы она убиралась и не морочила ему больше голову.
— Хватит прикидываться «целкой»! — разозленно выругался он.
— Но я действительно девушка. И мне было очень больно. Первый раз кто-то коснулся меня внутри… Не обижайся, пожалуйста. Что ты такое сделал? Ты там ничего не повредил?
— Все повредил, проколол, уходи и не звони мне больше.