Положение духовного сословия в церковной публицистике середины XIX века

Белюстин, прежде апеллировавший к тому, что Св. Синод без объяснений признает его статьи вредными[201], теперь, чтобы получить возможность продолжить священническое служение, вынужден был раскаяться. В своем объяснении в Св. Синод от 28 апреля 1880 г. среди прочего Белюстин пишет, что ему не дали возможности раскрыть суть своих статей, так как публикации были прерваны в самом их начале. Однако если Св. Синод считает данные статьи более вредными, нежели полезными, то он согласен покориться авторитету высшей власти[202].

Св. Синод в свою очередь, принимая во внимание раскаяние тверского публициста и то, что с 2 июня 1879 г. по 21 мая 1880 г. он уже несет наказание, так как запрещен в священнослужении, разрешает Белюстину исполнять пастырские обязанности в полном объеме с условием того, что дальнейшие статьи, касающиеся догматов веры, истории и управления Церкви, он будет помещать в печати исключительно с дозволения духовной цензуры[203]. Не вызывает сомнения, что раскаяние Белюстина ни что иное, как способ вернуться к пастырству как к источнику средств к существованию. Его покаяние не является переосмыслением взглядов, что видно из письма А. С. Суворину, датированного 28 декабря 1880 г., где Белюстин не скупится на еще более радикальную критику Церкви и Православия, нежели была представлена в статье «К вопросу о раскольниках»[204].

Что касается отношения Белюстина к государственной власти, то оно таково, что автор не рисковал высказываться публично относительно данной темы. Белюстин пишет, что любит свое Отечество, но в тоже время указывает, что государственная власть не проявила никакой заботы о нем лично и о духовном сословии в целом. Он осуждает факт упразднения патриаршества и считает, что светская власть относится к духовенству с неприязнью[205]. Несмотря на то, что вмешательство светской власти в церковную жизнь тверской публицист всецело осуждает, в стиле правления Николая I он видит исключительно положительные стороны[206], что может быть расценено как противоречие самому себе. Белюстин не одобрял ряд действий правительства Александра II[207], но особую неприязнь, о чем по понятным причинам говорить публично было бы небезопасно, Белюстин испытывал к Петру I[208] и Екатерине II. Их он обвиняет в лицемерии, неверии, гонениях на Церковь и других пороках[209].

Подводя промежуточный итог, характеризуя личность свящ. И. С. Белюстина, в первую очередь необходимо обратить внимание на его амбиции и потенциал, а также на историю реализации этого потенциала в жизни священника. Бесспорно, Белюстин был трудолюбив, образован и нравственен не в пример сельскому и даже уездному духовенству своего времени. Полученное образование, сперва домашнее, а после и семинарское, в сумме с самостоятельным освоением иностранных языков и ряда наук, несмотря на несовершенное владение ими, позволяло Белюстину считать себя кандидатом на более видное и доходное место в одной из столиц. Однако жизнь священника сложилась иначе, и отсутствие академического образования стало непреодолимым препятствием на пути к карьерному успеху. Белюстин, считая себя более деятельным, талантливым и образованным, нежели подавляющее большинство магистров, окончивших курс академии, полагал, что его разум и выдающиеся способности возьмут верх над системой, но каждая попытка получить повышение доказывала обратное. Самолюбие и самооценку священника серьезно задевали случаи непризнания его пастырских и научных трудов высшим начальством, что постоянно усугубляло неприязнь к ученому монашеству, иерархии и вообще к церкви как к общественному институту со своими сложившимися традициями и установлениями. Отсутствие признания влиятельных церковных деятелей, тяжелое материальное положение, нереализованные амбиции и чувство несправедливости стали плодотворной почвой для стремительного развития критического сознания Белюстина.