Положительный (СИ)

– Ага, – соглашаюсь с ним. – Хочешь чего-нибудь? Есть, пить, в туалет?

– Пить, – просит мелкий.

Молча наливаю в стакан воду из бутылки, кладу туда соломинку, чтобы не больно было губам, и отдаю.

Саня кивает в благодарность и пытается приподняться. Помогаю ему. И в голове вспышкой проносится образ: Марат, точно так же поддерживающий Хриса.

Я все же оказался у больничной койки своего младшего брата.

– Они меня так и не трахнули, знаешь? – вдруг негромко говорит Саня, сжимая в пальцах соломинку. – Только засунули в меня... – он осекается, поднимает на меня глаза.

Переминаюсь с ноги на ногу, сжимая кулаки в карманах толстовки. Блядь, как все сложно-то. С одной стороны, нужно, наверное, чтобы он рассказал, а с другой, слышать все это...

– Врач сказал мне, – выдавливаю. – Но все не так серьезно, как могло бы быть.

– Жаль, что они были в перчатках, – Саня все издевается над несчастной соломинкой, больше не глядя на меня. – Может, подцепили бы от меня заразу.

Что на это ответить я не знаю.

– Я думал, что они меня прикончат, – мелкий пытается поставить стакан на тумбочку, но не дотягивается и стакан выскальзывает из его пальцев. Чудом успеваю подхватить его. Ставлю на место.

– Это все к лучшему, – говорит Саня, разглядывая свои подрагивающие пальцы.

Блядь, о чем он это?

– Что к лучшему? – интересуюсь напряженно.

– Что я тебя не послушался, и они меня забрали. Ментам меньше работы. Они накрыли всех ублюдков разом.

– Не ценой твоего здоровья, придурок, – выходит резко. Отворачиваюсь, чтобы не сказать еще чего-нибудь неуместного.

– Жень... – громко говорить мелкому больно из-за синяков на шее. – Но это ведь правда.

Конечно правда. Которая мне не нравится. Ебал я потому что такую правду.

Так Сане и говорю.

Он неожиданно хихикает, но потом кашляет, зажимает нос рукой. Отдаю ему салфетку, чтобы мог высморкаться.

– Шея болит, – он кладет салфетку на живот и касается пальцами синяков. – Не надо было дергаться, когда в меня эту хрень засовывали, – мелкий явно хочет сказать это спокойно, но его голос предательски срывается на последнем слове.

Прозрачная капля катится из уголка глаза по виску.

У меня по спине пробегает холодная судорога. Становится жутко, накатывает ощущение безысходности.

Я ничего не смогу исправить. Как бы ни старался. Всеми моими усилиями можно подтереться.

– Не плачь, – прошу хрипло.

– Я не плачу, – зло огрызается мелкий. – Отвали.

Он умрет у меня на руках. Рано или поздно, но это случится. Это неизбежность, если хотите.

Смотрю на его худые исцарапанные руки с едва поджившими ссадинами, и мне хочется развернуться и уйти, чтобы не быть свидетелем жуткого процесса умирания.

Это ведь мой брат.

Которому осталось от силы еще лет десять. Это если лечение будет на европейском уровне. Сколько еще таблеток я должен буду заказать?

– Я тебя не брошу, мелкий, – не знаю, зачем это говорю. Наверное, убеждаю сам себя.

В ответ он тихо горько всхлипывает. Дитё.

– Скоро тебя выпишут, и мы поедем домой. Синяки можно лечить и там, – глажу пальцами его шею, обвожу пятно сыпи и синяки. – А сегодня вечером зайдут родители.

– Зачем? Я им нахуй не нужен, – сглатывая слезы, говорит Саня.

– Они тебя любят, – пытаюсь сказать это уверенно, но получается не особо. – Просто...

– Просто им противно, – заканчивает мелкий за меня. – Не нужно сказки рассказывать. Бесишь.

Да я и сам знаю.

Отец будет хмуро мяться в дверях, а мама – лицемерно улыбаться. Невыносимые полчаса. Одно радует – дольше они вряд ли задержатся.

– Если бы я сдох, всем было бы только легче, – Саня ковыряет ногтем мелкие пятнышки сыпи на внутренней стороне предплечья. – И тебе бы не пришлось тратиться на таблетки и сидеть со мной дома.

Что за...

– А что ты так смотришь? – зло спрашивает мелкий, все более нервно ковыряя пятнышки. – Сколько ты уже не был в клубе? А твои друзья, наверное, вообще забыли, как тебя зовут.

– Мне казалось, мы неплохо проводили время, – все-таки беру его за руку, чтобы не ковырял сыпь.

– Трахались, – уточняет Саня. – И тебя это устраивало?

Вот сейчас я вообще не понял.

– Ты же сам хотел, – зачем-то разглядываю отросшие ногти мелкого. Нужно бы подстричь.

– Значит, это только я хотел? – нехорошо прищуривается мелкий.

– Блядь, Сань! – зажмуриваюсь на секунду. – Я тоже хотел, да. Мы оба хотели.

– А сейчас? – Саня шевелится, осторожно переворачивается набок. – Уже не хочешь?

– Прямо сейчас? – пытаюсь перевести весь этот бардак в шутку.

– Значит, противно, да? – в глазах мелкого опять блестят слезы. – Все эти... пятна... Даже те ублюдки назвали меня уродцем! У меня знаешь, где оно сегодня появилось? – он вдруг сдергивает одеяло, неловко задирает рубашку. Белья нет, а поэтому я сразу вижу маленькое розовое пятнышко на лобке под светлыми волосками.

– Зато на животе почти прошло, – вынимаю из его судорожно сжатых пальцев ткань и осторожно опускаю рубашку. – Это из-за таблеток. Скоро все исчезнет совсем.

– Я не хочу становиться уродом... – шепчет обессиленно.

– Когда ты успеваешь придумывать себе всю эту хуйню? – накрываю его одеялом и глажу по голове.