Польша и Россия в первой трети XIX века

В целом русская колония держалась особняком. Об этом свидетельствует, в частности, отсутствие в польских мемуарах описаний вечеров в русских домах. Так, К. Колачковский, вспоминая, что русские генералы Б. X. Рихтер, М. И. Левицкий, В. К. Кнорринг принимали у себя, замечал: «не имея обязанности, я никогда у них не был» ¹²⁶. Дурной репутацией у поляков пользовался державший блестящий салон генерал А. А.Жандр, ставший впоследствии одной из первых жертв восстания 1830 г.: он был убит в ночь на 30 ноября. Русские генералы проводили много времени в своей среде за игрой в карты, и это дало основание К. Колачковскому заключить, что карточная игра – страсть всех русских¹²⁷

.

Отделяли русских от поляков и театральные предпочтения. Не понимая по-польски, представители русской колонии охотно посещали в Варшаве французский театр, поддерживаемый великим князем. Среди любимых русской публикой актрис была Филис, как-то раз в 1820 г. освистанная поляками. Этот инцидент повлек за собой далеко идущие последствия: запрет правительства на публичные проявления недовольства в театре, возмущенную реакцию на это либеральной прессы и ее закрытие, введение цензуры на периодические издания и как следствие – конфликт либеральной оппозиции с правительством[29]. По мнению А. Козьмяна, французская актриса была встречена свистом и шиканьем не просто за то, что вышла на сцену с леденцом во рту: причина заключалась в том, что она «умела нравиться некоторым русским генералам и, поддерживаемая русской публикой, меньше думала о польской» ¹²⁸

. Филис была освистана «вопреки недовольству русской публики», и, как писал А. Козьмян, этот знак протеста «русские приняли как личное оскорбление и доказательство неприязни и бунтарства поляков»¹²⁹. Сама интерпретация этого эпизода мемуаристом и тот факт, что конфликт имел серьезные политические последствия, говорили о напряженности отношений русского сообщества с поляками, о предубежденности, имевшей место с обеих сторон.

Интерпретация русскими и польскими мемуаристами как отдельных эпизодов из истории русско-польских взаимоотношений, так и самой перспективы этих взаимоотношений свидетельствует о разной «оптике», зависевшей от угла зрения (побежденный или победитель, автохтон или завоеватель, представитель национального большинства или меньшинства), а также от национальной ментальности. Она определяла различное видение русскими и поляками событий совместной истории. Каждая «оптика» по-своему искажала образ чужого, определяя трактовку его поведения: фокусируясь на одних сторонах действительности, она позволяла не заметить других. Лишь учитывая эти особенности национального восприятия, можно вникнуть в психологию каждой из сторон, сравнить «картины истории», созданные разными типами национального сознания, и избежать односторонней оценки ¹³⁰

.

Разница в восприятии действительности русскими и поляками давала о себе знать постоянно. Пример тому – свидетельства современников о пребывании на землях Княжества Варшавского русских войск в 1813– 1815 гг. Польские источники полны жалоб на тяготы, связанные с присутствием русских властей, – нарушение прав польских граждан, вывоз некоторых из них вглубь России, реквизиции, поборы, произвол чиновников и т. д. Среди этих жалоб не последнюю роль играли претензии не материального, но морального свойства, связанные со взаимоотношениями двух наций. А. Чарторыский, беседуя с царем, жаловался на унижение достоинства, пренебрежение патриотическими чувствами поляков и притеснения, которые терпели польские чиновники от своих русских начальников. Присутствие русских на родной земле в качестве оккупантов воспринималось тем более болезненно, что подчиняться приходилось народу, стоявшему, в польском представлении, ниже по уровню цивилизационного развития.

Ю.У.Немцевич в письме от 3 октября 1815 г. свидетельствовал: «Варшава так заполнена москалями, что император увидит не Варшаву, а малый Петербург»¹³¹

. Этот выдающийся польский поэт и общественный деятель в 1815-1816 гг. не мог дождаться, когда «москали» покинут польскую землю. «Дальнейшему улучшению препятствует присутствие москалей: они – военные и гражданские – еще занимают 500 квартир. Левицкий, комендант Варшавы, грубиян из Иркутска, до сих пор занимает весь дворец жены подольского воеводы, Новосильцев – дом Потоцких…» – записывал он в дневнике 1816 г. ¹³² «Вся страна, – сообщал А. Чарторыский императору в конце 1815 г., – нетерпеливо ожидает того дня, когда сообразно с основаниями конституции все без изъятия русские чиновники покинут страну»¹³³.