Польша или Русь? Литва в составе Российской империи

Целям интеграции и аккультурации евреев должна была служить и начавшаяся в 1844 году образовательная реформа, предполагавшая учреждение трех типов государственных школ: школ 1-го и 2-го разрядов (соответствовали приходским и уездным училищам) и раввинские училища в Вильне и Житомире (должны были готовить учителей для школ 1-го и 2-го разрядов и казенных раввинов). В еврейских учебных заведениях, в отличие от христианских, значительно большее внимание уделялось преподаванию религии, при этом изучение Талмуда предполагалось только в раввинских семинариях. «Еврейские предметы» должны были преподавать евреи, остальные – учителя-христиане[883]. Во многом именно благодаря этой системе школьного образования сформировалась новая группа – еврейская интеллигенция, перенявшая русскую культуру. Другая заявленная в том же 1844 году реформа об упразднении кагалов, которая могла способствовать интеграции евреев, отчасти осталась на бумаге, поскольку власти не решились упразднить еврейские общины как отдельные единицы и они продолжили отвечать и за сборы налогов, и за исполнение рекрутской повинности[884].

Модель селективной интеграции демонстрировала попытка выделения группы «полезных» евреев (купцы, ремесленники, земледельцы, оседлые мещане, владеющие приносящим доход недвижимым имуществом), которые получили некоторые привилегии[885]. Для осуществления этого замысла требовалось собрать сведения о евреях. Политику селективной интеграции свело на нет неумелое планирование переписи и (позже) неэффективное администрирование. Губительными для переписи оказались также мобильность еврейских общин и коллективное противостояние административным мерам властей[886].

В период правления Александра II (1855–1881) было много нововведений, касавшихся в том числе и еврейского вопроса. «Оттепель» принесла не только позитивное отношение значительной части образованного населения России к интеграции евреев, но и Великие реформы, часть которых не предусматривала никаких дискриминационных мер в отношении евреев. В опубликованных законах о реформе судов и университетов (1864), военной реформе (1874) не было формально дискриминирующих евреев положений[887]. Различные категории евреев получили право жить за пределами черты оседлости: купцы первой гильдии (1859), лица, получившие высшее образование, медики, ремесленники (1865), вышедшие в отставку солдаты (1867).

Таким образом, в первой половине XIX века еврейский вопрос сводился к попытке одновременно решить две проблемы – защитить христианскую часть общества от вредного влияния евреев и интегрировать (аккультурировать) евреев. Первая цель предполагала применение различных дискриминационных мер в отношении евреев (ограничение мобильности, ограничение сфер экономической деятельности, ограничение карьерных возможностей и пр.), часто направленных на сегрегацию, вторая же должна была способствовать интеграции еврейского населения. В 1860-х годах политика в отношении евреев претерпела значительные изменения, что было связано с «польским вопросом».

В современной историографии существует консенсус в том, что в еврейском вопросе переход от политики «исправления» или «позитивного воздействия», направленной на «слияние» или «сближение»[888], к мерам сегрегационного характера произошел в 1880-х годах[889], хотя Дмитрий Аркадьевич Эльяшевич замечает, что в цензурной сфере сдвиги имели место уже в 1860-х годах: с этого периода цензура начинает терять интерес к еврейской религиозной литературе[890]. Сейчас попробую выяснить, как местными и, отчасти, центральными властями понималось «слияние» и «сближение» евреев после подавления восстания 1863–1864 годов. При этом особенное внимание будет уделено инициированным имперскими властями мероприятиям, касавшимся языковой сферы[891].

«Обрусение» по-муравьевски

Имперская политика в Северо-Западном крае после восстания 1863–1864 годов была в первую очередь антипольской, и Дж. Д. Клир, конечно, во многом прав, утверждая, что «Муравьев был слишком занят вешанием поляков, чтобы беспокоиться о евреях»[892], но все же и евреев коснулась политика «обрусения» и, в первую очередь, в контексте антипольской политики имперской власти.