Польша или Русь? Литва в составе Российской империи

Значительно отличалась в интерпретации П. И. Кёппена и площадь территории проживания литовцев. Поскольку П. Й. Шафарик, как мы уже говорили, получил информацию в том числе и от П. И. Кёппена, неудивительно, что описанная П. И. Кёппеном в 1827 году территория проживания литовцев в принципе совпадает с той, которую приводит в своем труде П. И. Шафарик[201]. Однако через несколько десятилетий П. И. Кёппен как территорию проживания литовцев указывает гораздо меньший ареал[202]: если сначала восточная граница с севера на юг идет почти так же, как в работе П. Й. Шафарика, то за Свенцянами площадь проживания литовцев уже значительно меньше – к славянскому ареалу отнесены Вильна и Ошмяны[203].

П. И. Кёппен корректировал свое представление о литовцах, поскольку в течение нескольких десятилетий ему удалось получить информацию не только у интеллигенции Северо-Западного края, но и в различных государственных учреждениях, а также в Российской академии наук. Ученого прежде всего интересовало научное знание, и прямых политических мотивов уменьшения ареала проживания литовцев у него, скорее всего, не было. И все же сбор этнографических сведений даже в академическом дискурсе не следует рассматривать как абсолютно не связанный с политической сферой. П. И. Кёппен был одним из основателей Русского географического общества (основано в 1845 году, с 1849 года – Императорское Русское географическое общество; далее – ИРГО). Это общество не следует рассматривать как чисто научное учреждение, назначение которого совершенно отлично от определенных государственных учреждений. Как уже не раз упоминалось в исторической литературе, внутреннюю борьбу ИРГО выиграла не немецкая, а русская фракция, которая стремилась направить деятельность общества на проведение исследований, необходимых для решения практических задач, стоявших перед империей. В центре внимания русской фракции, связанной прежде всего с Николаем Ивановичем Надеждиным, сначала были восточные славяне (в терминах того времени – русские), позже в фокус попали и другие подданные империи. Важно то, что подход, использовавшийся для исследования русского народа, позже был перенесен и на исследования других этнических групп. В работе ИРГО преобладала дескриптивная практика: подчеркивалась уникальность конкретной этнической группы, этнические группы редко сравнивались между собой, ученые избегали обобщений оценочного характера[204]. Таким образом, в формирующейся в середине XIX века практике российских этнографических исследований было запрограммировано достаточно толерантное отношение к разным этническим группам.

Именно в издании ИРГО в 1861 году была опубликована статья М. О. Лебедкина, в которой четко прослеживалась идеологическая позиция автора[205]. Описывая прошлое Литвы, Лебедкин полностью следовал схеме Н. Г. Устрялова, трактовавшего Великое княжество Литовское как Западную Русь, которую абсолютно правомочно в XVIII веке вернула Екатерина II, кроме того, в тексте подчеркивалось, что только славяне и литовцы являются коренными жителями этой территории, все остальные (прежде всего – поляки) – пришлые, и большинство жителей края составляют русские. И все же, несмотря на такую интерпретацию истории края, в статье приводятся неожиданные данные этнической статистики. Лебедкин пишет о гораздо большем по сравнению с данными, опубликованными в том же 1851 году П. И. Кёппеном, числе литовцев[206]. Согласно М. О. Лебедкину, Виленская губерния, за исключением Вилейского и Дисненского уездов, является ареалом доминирования литовцев, поскольку их здесь насчитывается гораздо больше, чем восточных славян (почти 419 тысяч литовцев и менее 162 тысяч славян)[207]. Следует отметить, что использование М. О. Лебедкиным обычных для этнографии и статистики того времени критериев, то есть прежде всего языка, равно как и использование наиболее часто употреблявшегося в политической практике того времени маркера – религии, должно было дать гораздо более скромное число литовцев.

Спор об определяющих этническую принадлежность критериях разгорелся через десятилетие. В то время правящей и интеллектуальной элите империи информация об этническом составе населения была необходима как по практическим соображениям (например, при планировании введения преподавания на родном языке в начальных школах следовало знать, на каком языке говорят местные жители), так и по соображениям идеологического порядка (аргументы в споре с поляками о том, кому должен принадлежать Западный край).